Куба не обращал на это внимания, хотя обычно, видя такие сцены, стеснялся и краснел, как баба. Он отправился в сарай, где нашел вбитый в косяк ножик для древесины. Он крепко сжал инструмент и несколько раз бросил на пробу. Это был хороший нож, он отлично лежал в руке. Парень двинулся обратно через двор, чтобы перерезать горло ясновельможному пану и любому, кто встанет у него на пути.

Так получилось, что первой на пути ему попалась Мальва. Может, она шла за припрятанным яблочным вином, а может, за чем-то другим.

– Что у тебя там? – резко спросила она Кубу.

Парень осмотрел нож со всех сторон.

– Ничего, – ответил он и спрятал нож за спину.

– Брось это.

– Что у него есть такого, чего нет у меня?

Девушка посмотрела на Кубу, и этот ее взгляд не имел ни цвета, ни выражения. Люди не умеют так смотреть, и Куба не на шутку перепугался.

– У него есть сила, – спокойно ответила Мальва. – Он имеет власть. Когда он говорит, другие слушают. А ты? Ты красив, но и он не урод. Что ты можешь дать мне, чего он не может?

Так сказала Мальва. Возможно, ей не следовало этого говорить, потому что в ответ Куба распахнул рубашку и вонзил нож себе в грудь по самую рукоять. Он дернул влево, дернул вправо, потянулся рукой к окровавленной ране и вынул изнутри сердце. Оно пульсировало в его руке, черное в темноте ночи, истекая кровью и студенистыми сгустками.

Без единого слова Куба передал сердце Мальве. Девушка посмотрела на него глазами водяного цвета. А потом взяла подарок и ушла.

XI. О том, что не удивляет

Сказывают, что в ту ночь обжинок Хана Кольман вновь танцевала на крыше. Она танцевала, подняв руки вверх, вовсе не думая о том, что может упасть. Танцевала так, будто целая стая диббуков[8] вселилась в нее.

Старый Мышка нашел ее на рассвете в саду, полном цветущих мальв. Она напоминала брошенную куклу и уже начала остывать.

Все в деревне жалели Хану, потому что она была хорошей и милой девушкой, хотя и жидовкой. Ее жалели, но ничуть не удивлялись. Это должно было закончиться так.

XII. Об осени и ожидании

Сказывают, что в тот год осень пришла вся в красном. Осень в предгорьях всегда имеет цвет ржавчины, но после того, как Мальва поселилась в усадьбе в Седлисках, горы словно вспыхнули ярким огнем. Так пламенели буковые леса.

Да и сама поросшая виноградными лозами усадьба тоже будто пылала. Астры и поздние розы буйно расцвели в саду, и во всей округе не было прекраснее цветов. Даже английские сады князей Сангушко в Тарнуве и французские парки Любомирских в Ланцуте не могли сравниться с садом помещика Викторина Богуша, владевшего лишь горсткой деревень.

В тот год был невиданный урожай фруктов, яблони и груши гнулись под тяжестью плодов, хотя весной прошел град и побил цветы, а потому год для яблок был не самый лучший. И даже виноградник, который вельможный пан Викторин засадил несколько лет назад по возвращении из южной Франции, был усыпан черными гроздьями и источал такой аромат, что казалось, будто это солнечная Тоскана, а не какие-то жалкие Седлиски в Пильзенском округе хмурой Галилеи[9]. Не хотелось, чтобы все эти дары природы пропали, а потому хамам добавили по несколько дней добровольной барщины, чтобы все собрать. Такая это была осень.

Растительность буйствовала не только снаружи усадьбы. Лианы проникли в гостиную и кабинет вельможного пана, а в прихожей созревали огромные тыквы. В спальне вся кровать заросла маками, хотя время для маков давно прошло. А старого пана Станислава, который вот уже несколько лет страдал параличом и катался в кресле на колесиках, полностью оплел ароматный вьюнок так, что из него торчали только гладкие, как мрамор, руки. Вокруг протяжно жужжали пчелы, они забирались ясновельможному Богушу-старшему в рот и кормили его пыльцой и пергой. Прибывшие в поместье гости-шляхтичи и чиновники из округа осторожно ступали, чтобы не растоптать тыквы, и раздвигали плющ с кресел, когда хотели присесть. И никто, никто из них ни словом не обмолвился о том, что происходит нечто странное. Гости уезжали и тут же обо всем забывали.

Однажды явился ксёндз каноник Мартин, двоюродный брат пана Станислава, помощник епископа в Тарнуве. Он посмотрел на тыквы в прихожей, увидел все эти буйно растущие плющи и лианы. Побледнел и отшатнулся, шепча молитву Михаилу Архангелу. Но тут появилась Мальва и поцеловала священника в губы. И так долго длился этот поцелуй, что пан Викторин под бакенбардами побагровел от волнения. Когда же она закончила, ксёндз превратился в кусок трухлявого дерева. Его поставили на застекленную веранду, где он оброс мхом и грибами, а пчелы устроили в нем улей.

Обо всем этом было известно в Каменицах от вельможного пана Богдана Винярского, ветерана войны восемьсот девятого года, который много лет сидел в гостях у Богушей, но любил заглянуть в корчму Кольмана и провести там два-три дня.

Чудеса творились и в деревне, хотя это были чудеса совсем иного рода.

Однажды вечером Куба Шеля возвращался домой на бричке, запряженной упрямым мышастым мерином. Он вез глину на новый пол, мел для побелки стен и дрова на зиму. Дорога, как и прежде, шла через лес. Уже заметно вечерело. Куба вернулся бы домой пораньше, но ему пришлось еще заехать в Глобикову за лекарством от камней для Старого Мышки. Болезнь его настолько скрутила, что он не мог не только пописать, но даже встать с постели; хорошо, что жид Кольман душевным был человеком и не прогнал старика со двора. Куба узнал откуда-то, что в Глобиковой, на землях вельможного пана Слотвинского, живет громовой дед, который не только молнии заклинает, но и варит снадобья от разных хворей. Однако до Глобиковой из деревни Кубы довольно далеко, и поэтому пареньку пришлось возвращаться в сумерках.

Воздух был легкий и чистый, пахло наползающим с полей октябрьским туманом. Под копытами лошадки шуршали листья, бричка ритмично поскрипывала. Куба в раздумьях смотрел на собственное дыхание, которое обращалось в пар, и растирал руки, чтобы согреться. То и дело он прикасался к груди, чтобы почувствовать сердце, но нет – там ничего не было. Ни малейшего стука. Ничего.

И пока он так ехал, до него внезапно долетело пение:

Эрев шел шошаним

Нетсе на эль хабустан

Мор бесамим улевона

Лераглех мифтан