Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марта вообще боялась темноты. Однажды, когда ей было четыре года, дворовые мальчишки заперли её в одной из старых бытовок на соседней с их двором стройке. Та, давно заброшенная, даже не охранялась, и кроме таких же, как они, детей, да изредка — подростков, прячущихся от родителей с нелегально купленным алкоголем, на неё никто не ходил. Сколько просидела в той бытовке, Марта и сейчас сказать не смогла бы, но тогда ей показалось, что это была целая вечность. Она кричала, плакала, билась в железную дверь, а когда её выпустил какой-то мужик, по странному стечению обстоятельств оказавшийся рядом, Марта даже описалась. Этот эпизод она до сих пор стеснялась рассказывать. Даже своему знакомому психологу, который пытался разобраться с её никтофобией.
Первой подъехала маршрутка. Марта села в неё, заплатила за проезд, устроилась на свободном месте сразу за водительским — против движения — и в этот момент увидела, что к остановке сворачивает нужный ей автобус. «Что такое “не везёт” и как с ним бороться», — подумала она, поняв, что даже если вылезет на следующей, в этот автобус не попадёт — маршруты не совпадают настолько, что даже бегом не успеет. Ну, значит, судьба. Одно хорошо: в это время маршрутки ездят почти в два раза быстрее автобусов, и если всё будет нормально, то дома Марта будет уже к половине десятого.
— На следующей остановите, пожалуйста!
Почти десятиминутная поездка настроения не испортила. В голове до сих пор крутились балы, достижения, стройки, приобретения… Марта даже поёжилась, не зная, как от них избавиться. А завтра ещё день. Хотя, вот завтра она как раз собиралась не газеты читать, а искать информацию про Лыкова и Нестерова. Конечно, они жили давно, но будучи историком, она должна была о них хотя бы слышать, а не слышала. И это очень странно.
Марта вылезла из остановившейся маршрутки, снова поёжилась, теперь уже от холода, и огляделась. Мэр совсем недавно убеждал жителей города, что их энергохозяйство работает отлично, и к зиме все фонари будут гореть «от светла до светла». Она тогда посмеялась этой фразе, переделанной из песни, хотя логики в ней было не отнять, и вот теперь стояла и смотрела на эти самые фонари, которые горели через один. Но горели, а во дворах наверняка совсем темно.
Хмыкнув, Марта посмотрела на въезд в ближайший двор и повернула к улице, идущей перпендикулярно её. Крюк так крюк, зато не страшно. Иногда она вспоминала, почему боится темноты, разговор с отцом, который почему-то её ругал, а не утешал, дразнящийся брат… Только мамы почему-то в тот день рядом не было.
— Девушка, извините!
Раздавшийся из-за спины мужской голос напугал даже больше, чем чужие тёмные дворы, и Марта неосознанно перешла с шага на бег. Хотя, зачем она бежала? Может, человеку помощь нужна была? В любом случае, останавливаться и ждать теперь уже не было смысла, и она перешла на шаг, только свернув на свою улицу. Отсюда уже был виден родной дом и такой же тёмный, но не настолько страшный двор, а возле ещё работающей пекарни стояли две женщины, что-то активно обсуждая.
Оглянувшись, Марта никого не увидела и спокойно подошла к пешеходному переходу. Вот сейчас она дождётся, что светофор переключится на зелёный цвет, и через пять минут будет дома. А там тепло, чай и, кажется, в холодильнике ещё пончик лежит.
2.
Тот факт, что ей в лицо летит асфальт, а на спине словно горят отпечатки двух рук, она осознала уже тогда, когда колени и ладони обожгло болью, а слева раздался визг тормозов какой-то машины.
— Убивают! — А это кричали уже справа, кажется, те самые женщины.
Марта мотнула головой, пытаясь прийти в себя, но ничего не получилось. Тогда она уперлась ссаднёнными ладонями в асфальт и попробовала встать.
— Подождите, не поднимайтесь, — тот самый голос с соседней улицы не разрешил ей этого, — сейчас скорую вызову.
— Откуда она? — Появился второй — тоже мужской — голос. — Я еду, и тут эта! Я ни при чём, у меня зелёный был!
— Её толкнули, я точно видела. В кепке такой, чёрный. Большой! Бандит, точно!
Марте показалось, что её голова сейчас лопнет от того количества звуков, которое раздавалось вокруг. Она снова попробовала встать, чтобы уйти, и в этот раз ей помогли, подхватив под мышки и поднимая на ноги.
— Уйти, — произнесла Марта, поморщившись от боли в левой руке. — Я хочу уйти. Тут слишком шумно.
— Пока нельзя, — сказал голос с соседней улицы. — Сейчас скорая и полиция приедут, а потом будет можно, наверное.
— Хорошо, — Марта, не глядя на помощника, закрыла глаза. — Я подожду, но пусть все замолчат, пожалуйста.
— Помолчите, ей из-за вас становится хуже!
Голос с соседней улицы стал громче и как-то жёстче, что ли, и Марта улыбнулась: вот зачем она от него убегала? Наверняка человеку просто помощь была нужна.
Первым, как ни странно, приехал экипаж дорожно-постовой службы. Они усадили её на маленькую складную табуретку, собрали все объяснения со свидетелей, среди голосов которых Марта больше не услышала голос с соседней улицы, и потом подошли к ней.
— Я ничего не знаю, — сказала она. — Просто стояла на переходе, а потом меня кто-то толкнул.
— Это точно? — Немолодой полицейский, звания которого Марта не запомнила, что-то записал на листе, прикреплённом к планшету.
— Наверное. Мне кажется, я почувствовала две руки на спине, прежде чем упасть. Но не уверена. Может, просто поскользнулась? Я не знаю.
— Документы у вас с собой есть? — Полицейский поморщился, продолжая записывать.
— Да, сейчас, — Марта с трудом порылась в сумке, всё ещё висевшей через плечо, словно приклеенная, и достала женское портмоне, в котором лежали все её основные документы, — вот. Я домой шла, вон там живу. — Она махнула рукой в сторону дома и скривилась от боли в запястье. — Кажется, перелом.
— Что? — Полицейский оторвался от записей, непонимающе посмотрел на Марту и взял у неё паспорт.
— Перелом какой-то запястной кости, — пояснила она. — У меня такое уже было, на правой руке.
— Ничего, сейчас скорая приедет, свозят вас на рентген, а завтра вам позвонят, —