три раза больше, чем в среднем по ГУЛАГу77. В Усинском отделении доля таких заключенных была особенно велика, поскольку географическая изоляция превращала его в самое подходящее место для тех, кого считали самыми опасными преступниками в Советском Союзе. Эта перемена в составе заключенных на Воркуте оказалась долгосрочной: в следующие двадцать лет состав заключенных во многом менялся, но присутствие значительной доли (если не большинства) заключенных-«контрреволюционеров» оставалось постоянным. Этим Усинское отделение отличалось от большинства лагерей, кроме немногих, специально предназначенных для самых опасных «контрреволюционеров».

Среди тысяч новых заключенных, отправленных на Воркуту начиная с 1936 года, были сотни открытых троцкистов вроде Байтальского, имевших сходную идеологическую ориентацию и настроенных против сталинского порядка. Многие считали себя «политическими» заключенными: эта категория признавалась в царских и ранних советских тюрьмах, но была отменена с принятием нового Уголовного кодекса в 1926 году78. Эти заключенные обычно концентрировались только в трех лагерных пунктах (включая Рудник), и они немедленно начали организованно выступать против условий их содержания. В начале октября 1936 года группа заключенных подала администрации официальное заявление с протестом. Его подписали семьдесят три узника. В заявлении подробно описывались условия жизни людей, назвавших себя «политзаключенными»: им выдавали голодные пайки, держали в переполненных грязных помещениях и требовали, чтобы все они исполняли тяжелую физическую работу, а не трудились по специальности. В сочетании с фактом их ссылки на Воркуту, «гиблое место даже для действительно здоровых людей», политзаключенные приходили к очевидному выводу что их шансы на выживание практически нулевые79. Заявление завершалось набором требований: нормальные пайки, разрешение работать каждому по специальности, восьмичасовой рабочий день, регулярные выходные, нормализация бытовых условий, включая изоляцию «политзаключенных» от остальных, сносная медицинская помощь и разрешение подписки на центральные издания. Если эти условия не будут созданы, заключенные угрожали начать голодовку в 10 утра 18 октября80. По сути, узники требовали, чтобы лагерная администрация признала за ними статус «политических» заключенных и создала для них особый режим, которым политзаключенные нередко пользовались в царских и ранних советских тюрьмах81.

Но воркутинская администрация категорически отказалась признать особый статус троцкистов. Заключенные решили не отступать и 18 октября начали голодовку, которая продлилась почти четыре месяца. Неизвестно, сколько заключенных участвовали в голодовке, но это была скоординированная акция с участием узников из как минимум трех разных пунктов Усинского отделения Ухтпечлага82. Вначале участников было 128, но к 28 октября их число выросло до 231 человека. Через три месяца, 1 февраля 1937 года, 148 заключенных все еще отказывались от пищи. Затем в первые две недели февраля количество голодающих быстро упало – с 95 человек на 6 февраля до 19 на 9 февраля. К 13 февраля 1937 года администрация уже считала, что голодовка закончилась83. Как можно заключить из продолжительности голодовки, никто из заключенных не отказывался от пищи на всем ее протяжении. Скорее они голодали по две-три недели за раз, очевидно следуя согласованному расписанию84. Лагерная администрация периодически переводила заключенных на лечение в лагерные больницы, при необходимости подвергая принудительному питанию через трубки. С учетом продолжительности голодовки, слабого здоровья многих участников и крайне тяжелых бытовых условий, в которых она проходила, для некоторых участников она должна была окончиться смертельным исходом, хотя точное число жертв неизвестно. На основе архивных документов и мемуаров можно подтвердить как минимум три смерти, но, вероятно, действительное число умерших было гораздо больше85.

Несмотря на героизм участников, такая голодовка имела мало шансов достигнуть целей, перечисленных в заявлении троцкистов на имя лагерной администрации в октябре 1936 года. Контингент Усинского отделения рос так быстро, что отказ от работы двух-трех сотен узников почти не влиял на его общие экономические планы. Кроме того, с 1926 года тюремные и политические власти последовательно отказывались признавать, что категория «политзаключенных» реально существует, и больше не наделяли их особыми привилегиями перед другими заключенными86. Таким образом, голодовка, очевидно, закончилась в феврале не потому, что администрация приняла требования узников, а потому, что «боевой дух» протестующих начал падать после такого долгого и мучительного испытания87. Может быть, им сделали какие-нибудь мелкие временные уступки88. В конечном счете голодовка не внесла серьезных помех в работу лагеря, и после ее окончания лагерное начальство отмечало лишь мелкие нарушения лагерного режима со стороны троцкистов89.

Крупные перемены в жизни заключенных произошли в 1937 году, но отнюдь не в результате той голодовки. Они стали следствием одной из крупнейших в истории Советского Союза операций госбезопасности. Так называемые массовые операции 1937–1938 годов начались с рассылки приказа № 00447 от 30 июля 1937 года. Приказ, санкционированный лично Сталиным и подписанный наркомом внутренних дел Николаем Ежовым, предписывал масштабные аресты различных «антисоветских элементов» внутри советского общества, включая бывших кулаков, бывших заключенных и ссыльных, членов оппозиционных политических партий и обычных преступников. Приказ устанавливал квоты на количество арестов для каждого региона Советского Союза, в том числе указывал, сколько людей следует приговорить к длительным срокам заключения и сколько расстрелять. Как указали историки, изучавшие «массовые операции», отличительной чертой этой операции была значительная автономия региональных и местных властей в части следствия, осуждения и наказания охваченных ею лиц. До и после Большого террора такой автономии у них обычно бывало меньше90. Хотя в приказе оговаривалось, что операцию следует завершить в течение четырех месяцев, она продолжалась больше года и окончилась только в ноябре 1938 года. Поскольку области и города с благословения и одобрения центра «перевыполнили» квоты, заданные в приказе № 00447, число жертв намного превысило оговоренные в приказе цифры. Эта «кулацкая операция» вкупе с «национальными операциями» против поляков, корейцев, этнических немцев и других национальных меньшинств позже стала называться Большим террором91.

«Массовые операции», инициированные приказом № 00447, привели к гигантскому росту населения лагерей и колоний. Из примерно 1,6 миллиона человек, арестованных в 1937–1938 годах, около половины казнили, а половину осудили на долгие сроки в лагерях92. По официальным данным, население всех лагерей ГУЛАГа выросло с 832 881 человека в начале 1937 года до 1 317 195 в начале 1939 года, то есть примерно на 40% за два года93. Усинское отделение Ухтпечлага не было исключением, и стремительный рост его контингента, начавшийся в 1936 году, продолжался. В среднем на протяжении первого квартала 1937 года в нем содержалось только 3866 заключенных, а к 1 октября 1937 года их было в отделении уже 654994. К началу апреля