Он хотел поухаживать за «докторшей», но та, как и в прежние их совместные походы, сама сняла плащ и передала его слегка оторопевшему парню в униформе.

– Не обращайте внимания, – сказала она. – Мужчина заплатит за свои слова щедрыми чаевыми.

Зал, расчитанный примерно на восемьдесят посетителей, был почти полон. Где-то бушуют финансовые бури, мировой кризис грозит смыть всю цивилизацию в мрачные бездны. Но здесь, в этом отдельно взятом сине-оранжевом мирке, царит спокойная расслабленная атмосфера.

Молодой парень-официант, уже обслуживавший их ранее, провел гостей за столик, сервированный на двух персон. Мокрушин, как это было с ним и прежде, когда они наведывались сюда с «докторшей», а подобное случалось раз в два-три дня, хотел поинтересоваться: почему их всегда сажают за один и тот же столик. И кто именно его бронирует (случалось, что зал был битком, когда они приходили, но этот столик был неизменно к их услугам).

Но и в этот раз удержался: официант человек подневольный, а «докторша», вздумай он обратиться к ней с этим вопросом, попросту его проигнорирует.

Кстати, она действительно отлично сегодня выглядит. Когда ВС сняла плащ, выяснилось, что на ней надето платье цвета морской волны, обливающее ее стройную фигуру. Довольно длинное; сбоку, вдоль левого бедра, как он успел заметить, пока они шли к своему столику, имеется разрез. Спереди платье было декольтировано. Но в меру, ровно настолько, чтобы слегка потрафить любопытствующему мужскому взору, не выходя при этом за рамки приличий.

Виктория Сергеевна еще раньше, задержавшись ненадолго у зеркала в гардеробной, сняла косынку, сложила ее и сунула вместе с очками в сумочку. Волосы у нее высветленные, с мелированием. Легкий ровный загар, приобретенный, скорее всего, в соляриуме. Гладкая кожа, ухоженные руки с маникюром… Глаза… Глаза у «докторши» удивительные, надо сказать. В обычном, если так можно выразиться, состоянии они у нее зеленые. Причем правый глаз, как казалось иногда Мокрушину, чуть-чуть темнее левого в цветовой зеленой гамме… С какими-то едва заметными желтоватыми вкрапинками или прожилками. Но случается, что глаза у нее бывают прозрачно-серыми, и он в них тогда тонул. Или темнеют, становясь по мере выговариваемых ею вполголоса слов или цифр черными. И эта темнота тоже затягивала его всего… Мурашки по коже, как вспомнишь!

Виктория Сергеевна в его, Мокрушина, глазах была весьма привлекательной женщиной, находящейся в лучшем, цветущем возрасте. Единственное, пожалуй, что стоило бы чуточку подправить, скорректировать, будь он, к примеру, портретистом, нанятым изобразить эту женщину на холсте, так это несколько тяжеловатый подбородок, который выдает в ней властную, крайне волевую особу.

Одна только мысль о предстоящей трапезе, о поедании блюд, приготовленных из различных морепродуктов, которые обычно заказывает здесь «докторша», вызывала у Мокрушина легкий приступ тошноты. Вот почему, зачем, спрашивается, она периодически таскает его в этот суши-бар? Он уже думал об этом. И вот какое объяснение пришло недавно ему в голову.

Месяца полтора назад – а пожалуй, что и несколько раньше, когда он еще лежал в госпитале с загипсованной ногой – у него случился странный психический сдвиг. Приносит ему медсестричка как-то покушать в палату; еда на подносе, обед подается прямо в койку. Ну и вот. Однажды он поймал себя на том, что вместо карбонада у него на тарелеке лежит… окровавленный шмат человечины. Кусок поребрины, вырезанный, вырубленный из еще недавно живой плоти… Отхваченный то ли осколком, то ли тесаком. А может, и малой саперной лопаткой… И с того дня это кошмарное наваждение его более не покидало. Он какой-то частью рассудка понимал, что его «глючит», что ему приносят нормальную, полезную, вкусную еду. Но ничего со своим разыгравшимся воображением поделать не мог. То ему привидятся дымящиеся кишки. То – вместо глазуньи – выдавленные, таращащиеся на него глаза. То еще какая-нибудь окровавленная человеческая требуха… Он почти перестал есть, потому что, стоило хоть что-нибудь запихать в желудок, сделать несколько глотательных движений, как его тут же выворачивало наружу. Да так основательно выворачивало, что от мучительных спазмов в желудке просто не было спасения. Таким образом, прием пищи быстро превратился для него в ужасную, мучительную процедуру…

Его осматривали какие-то медицинские светила. Ему давали лекарства, кололи какой-то хренью, ставили капельницу. Но чувствовал он себя все хуже и хуже. Терял в весе стремительно, как страдающая анорексией девушка, мечтающая стать топ-моделью.

Так продолжалось вплоть до того дня, когда им занялась Виктория Сергеевна. Где и когда с ней познакомился генерал Шувалов, кто ему ее посоветовал в качестве «лучшего специалиста по экстремальной психиатрии», а также почему начальство решило в данном случае обратиться именно к этой «докторше», осталось для Мокрушина тайной.

Кстати, на первых двух сеансах, по ходу которых ВС вводила своего нового клиента в гипнотический транс, присутствовал сам Сергей Юрьевич. И это было понятно: многое из того, что могла узнать в ходе гипносеансов эта женщина, составляет государственную тайну. Определенно, ВС имела какие-то завязки по части «органов». Будь иначе, ее просто бы не подпустили к Рейнджу, каким бы она ни была классным специалистом. И еще важный момент. В ходе всех последующих сеансов, проходивших либо в ее офисе возле «Сокола», либо на квартире, рядом всегда находился один из опекающих Мокрушина сотрудников, вооруженный видеокамерой.

Ну и вот, возвращаясь вновь к теме «гадких морепродуктов». Однажды, года три тому назад, Мокрушин основательно траванулся в одном из столичных суши-баров. Температура под сорок, рвота… его даже в «склиф» повезли на «Скорой». Ничего, все обошлось: промыли, прочистили желудок, и уже на следующий день он был в полном порядке. Тем не менее после того случая в суши-бары он – ни ногой! Наверное, где-то в мозгу эта инфа отложилась. Сложно судить, докопалась ли ВС до истинных причин той психопатологии, которая развилась у ее пациента. Поняла ли она, что именно послужило «спусковым крючком», какое событие активировало болезненные процессы в мозгу вверенного ее заботам товарища? Сложно сказать. Но одно Рейндж понял наверняка. Она откопала где-то в его черепной коробке ту историю с отравлением в суши-баре. А далее, действуя по принципу – «клин клином вышибают» (или же – «лечите подобное подобным»), выбрала соответствующую методику, коей и придерживалась.

Результат, надо признать, налицо: теперь уже еда не вызывает в нем кошмарных ассоциаций, как это было совсем недавно. Да и сами эти походы в суши-бар сейчас уже не порождают столь сильных и неприятных ощущений, как это было, к примеру, месяцем ранее…

Официант поставил ирисы в высокую тонкую вазу. Затем принес кофе для Мокрушина и стакан апельсинового сока для его спутницы.

Застыл возле столика, выжидательно посматривая то на мужчину, то на женщину.

– Любезнейший, у нас раздельный заказ, – сказал Мокрушин. – Мне… я бы отведал бифштекс! Такой, знаете ли, непрожаренный – с кровью! Ну а для затравки… Принесите-ка графинчик водки, малосольных огурцов и мелко нарезанную луковицу с кусочком черного хлеба!