точек зрения. Истинное знание, часто говорил он, не может быть достигнуто, если не будут ставиться вопросы и разрешаться сомнения. По существу, его метод рассуждения напоминал сократический.

Нонконформизм Ван Чуна проявлялся и в его отношении к конфуцианскому учению. Называя самого себя конфуцианцем, признавая Конфуция совершенномудрым, он тем не менее нередко высказывал сомнение в правильности его суждений. И это тем более примечательно, что Ван Чун творил в период обожествления Конфуция. Однако, не веря ни в богов, ни в духов, Ван Чун рассматривал Конфуция только как человеческое существо. Аналогично он относился и к классическим книгам, утверждая, что в них имеются сомнительные пассажи и они поэтому не могут считаться надежными источниками, учитывая тем более их судьбу при династии Цинь. Мыслитель восставал против традиционно-схоластической интерпретации классиков, апологии прошлого.

Следует заметить, что во время жизни и деятельности Ван Чуна конфуцианцы все меньше внимания уделяли философским, теоретико-познавательным вопросам. Они все больше добивались расширения влияния своего учения на все области литературы, и прежде всего на литературу историческую, которой они придавали чрезвычайно важное значение. Красной линией через всю эту литературу — весьма увеличивающуюся количественно и систематизировавшуюся по степени важности на классическую и неклассическую — и группу комментариев к ним — еще конкретнее проходят догматические принципы чуньцюизма, заложенного Дун Чжуншу. Достойное в соответствии с духом конфуцианской этико-политической доктрины в ней описывается и восхваляется, а недостойное чернится или вовсе замалчивается, хотя бы оно в действительности представляло явление большой исторической значимости в жизни страны. И именно в это время Ван Чун выступил со своим сочинением «Критические рассуждения», где резко высказался против многих положений конфуцианства. Проповедовать идеи, носившие материалистический характер, в условиях господства религиозно-философского учения значило совершать в подлинном смысле этого слова научный подвиг. И не в содержании ли книги Ван Чуна объяснение того, что она не была известна в Китае вплоть до XI в. н. э.?

Подводя итоги рассмотрения взглядов Ван Чуна, его можно смело назвать замечательным для своего времени эрудитом. В «Критических рассуждениях» запечатлены многие идеологические явления ханьского периода, в результате чего этот трактат может считаться надежным первоисточником, ибо содержит весьма ценные сведения об учениях, идеях, взглядах как современных ему философов, так и предшественников.

Ван Чун был наиболее крупной фигурой в философии ханьского периода.

* * *

Представленные в антологии тексты, за небольшим исключением, впервые переводятся на русский язык. В 1969 г. в «Антологии мировой философии» были опубликованы отрывки из сочинений Дун Чжуншу и Ван Чуна в переводе М. Л. Титаренко, а в 1979 г. Л. Е. Померанцева в качестве приложения к своему исследованию о «Хуайнань-цзы» дала переводы ряда глав из этого трактата.

При переводе текстов, включенных в предлагаемую антологию, возникли немалые трудности в филологическом отношении. Они были связаны как с лаконичностью древнекитайского языка, так и с трудностью нахождения соответствующих эквивалентов в русском языке философским и научным понятиям. Поэтому переводчикам пришлось иногда прибегать, во-первых, к развернутой форме перевода и, во-вторых, к транскрибированию ряда понятий, давая соответствующие пояснения в примечаниях.

Следует также учитывать одно немаловажное обстоятельство. Авторами переводов являются ученые, специализирующиеся в области изучения истории, литературы, философии, культуры Китая, их перу принадлежат серьезные научные исследования, большинство из них уже несколько десятилетий работают в китаеведении. Естественно, что у каждого из переводчиков сложились определенные, устойчивые представления, стереотипы о характере социальных процессов, протекавших в древнекитайском обществе, о сущности категории китайской философии, о мировоззренческой ориентации учений различных мыслителей и соответственно о правилах научного перевода китайских литературных, исторических и философских текстов. Так, одни переводчики предпочитают переводить термины, другие дают их в транскрипции (иногда различающейся), третьи используют оба способа, существуют «разночтения» в понимании одних и тех же терминов, названий должностей, сословных и наследственных титулов и даже имен. И за каждым из таких случаев стоит определенная авторская позиция, «свое прочтение» реалий древнекитайской действительности и древнекитайской мысли. Поэтому в представленном труде не следует искать строгой терминологической унификации, да, собственно говоря, ее и не может быть при современном уровне развития китаеведческой науки. В отдельных случаях многозначность терминов допускает различную интерпретацию мировоззрения мыслителя. В частности, перевод понятия тянь как природы дает основание для вывода о материалистическом характере учения, перевод того же понятия как «Небо», напротив, ведет к признанию его идеалистическим. Чтобы облегчить понимание китайских терминов в различных текстах, антология снабжена указателями.

Философских сочинений в собственном смысле этого слова в период Хань было немного. Философские сюжеты разрабатывались в произведениях историков, литераторов, государственных деятелей. Отсюда разножанровость включенных в настоящее издание фрагментов. При отборе материалов для антологии была использована в основном книга «Избранные материалы по истории китайской философии (период двух Хань)» («Чжунго чжэсюеши цзыляо сюаньцзи»). Первое издание — Пекин, 1960 г., второе — Пекин, 1982 г. (оба — в двух томах).

Тексты, включенные в антологию, расположены в основном в хронологическом порядке — за одним исключением. Глава пятьдесят шестая «Хань шу» идет непосредственно после текста «Чунь цю фань-лу», ибо в них, во-первых, обсуждаются одни и те же вопросы и, во-вторых, излагаются взгляды Дуй Чжуншу. Все переводы и примечания (за исключением оговоренных случаев) принадлежат авторам вступительных заметок.

К книге прилагается указатель имен, а также словарь основных терминов и терминологических сочетаний, составленные В. Г. Буровым и Р. В. Вяткиным.

В. Г. Буров

Нэй цзин

«Нэй цзин» («Трактат о внутреннем») называется также «Хуан-ди нэй цзин», в силу того что его создание по традиции относится к периоду легендарного первопредка китайцев Хуан-ди (Желтого императора). Такое прибавление к названию было призвано отличать данный трактат от более поздних: «Бянь Цяо нэй цзин» (приписываемого известному врачу периода Чжаньго Бянь Цяо) и «Бай-ши нэй цзин». Согласно библиографической главе «Хань шу» («Истории [ранних] Хань»), «Нэй цзин» состоял из 18 глав, однако дошедший до нас текст короче и представляет собой переработку оригинала последующими авторами. Поскольку в «Нэй цзин» отражена уже сложившаяся теория взаимодействия двух великих начал инь и ян и пяти стихий — у син, во многом сходная с даосским учением о миропорядке, есть основание полагать, что канон мог появиться на свет либо не ранее конца периода Чжоу, либо в самом начале эпохи Хань.

В трактате «Нэй цзин» обобщен накопившийся в Китае опыт известных медиков древности, в первую очередь И Хэ, Бянь Цяо, Цан-гуна. Он рассматривается в тесной связи с мировоззренческими представлениями о законах жизни, физиологии человека.

Авторы трактата выступают против слепой веры в магов, в небесную волю, стремятся осознать законы бытия. «Нэй