И что ваши матери нарушили правило. Ведь было строго запрещено брать с собой еду, за исключением какой-нибудь мелочи, чтобы погрызть. А теперь я покажу вам «неприкосновенный запас», который берет с собой в дальнюю дорогу скаут.

Он извлек из своего рюкзака парусиновый мешочек, и в нем оказалось: хлеб, пакет сухарей, жестянка сухого молока, копченая колбаса, пакетики с орехами, изюмом, сушеным инжиром и сушеными яблоками, две плитки шоколада, тубус с таблетками сахарозаменителя, коробок спичек и набор жестяной посуды: миска, кружка, ложка-вилка-нож.

– Вот так, – сказал Старший, – а это питьевая вода. – Он отстегнул от рюкзака походную фляжку и поставил ее в середину. Потом начал распределять сухофрукты, а тоненькая девочка тем временем распаковала хлеб. Штефан нарезал одиннадцать ломтиков колбасы. Белокурая смешала в трех кружках, какие у них нашлись, сухое молоко, какао и воду, а под конец бросила туда по таблетке подсластителя. Томасу велели разломить шоколадку на кусочки, и он с таким рвением принялся выполнять поручение, что из шоколада получился коричневый крем, а из его рук – пара темных лап. Под конец перед каждым ребенком лежала хорошая кучка еды на завтрак.

Старший пожелал всем приятного аппетита, и дети, словно хищники, впились зубами в чернослив, который он рекомендовал им на первое. Потом они пустили по кругу кружки, напиток получился отменного вкуса.

– Сейчас девять часов, – сказал скаут, когда они управились. – Теперь давайте приступим к работе. Я предлагаю нам, старшим парням, подняться на гору и осмотреться там, – он указал на пальмы, сверкающие зелеными листьями под утренним небом. – Надо выяснить, обитаемый ли это остров, какие тут животные и какие плоды. Идемте!

Он взял с собой Штефана и двух других старших мальчиков.

– Я тоже хочу с вами! – возмущенно крикнул Томас. – Я не хочу оставаться с девчонками!

– Нет, ты останешься! – объявил Старший с прямо-таки устрашающей твердостью.

– Тогда я побегу за вами следом! – Томас был просто вне себя. – Я ничем не хуже Штефана; я даже лучше; он всегда учил только латинские слова, а я играл в индейцев. Он никогда не охотился на львов, не умеет ползать по-пластунски и вообще ничего не умеет! Даже выследить индейца!

Но Старший оставался непоколебим.

– Ты остаешься! – повторил он.

Томасу очень хотелось упасть на землю и забиться в приступе истерики. Но он не стал, потому что маленькая рыжая подергала его за рукав и с укоризной сказала:

– А кто же защитит нас, девочек, если все мужчины уйдут в лес?

– Ты правда думаешь, что здесь внизу что-то может случиться? – с надеждой спросил Томас.

– А как же, конечно! – пообещала она ему.

Старший в это время обсуждал с худенькой девочкой, чтобы она в его отсутствие разобрала рюкзаки и сделала опись всех имеющихся вещей.

– Записывай все сюда, в записную книжку, – распорядился он. – Во всем должен быть порядок!

– Я знаю, – горячо кивнула худенькая. – Моя мама так пересчитывает белье: шесть наволочек, десять полотенец… – Она присела на корточки перед первым рюкзаком и принялась его разбирать. – Эй, вы, – позвала она остальных, – идите помогать!

К ней послушно присоединились акробатка и рыженькая. За ними неуверенно последовала очень хорошенькая светлая маленькая девочка, которая до сих пор вообще не подавала голоса. Томас и чернокудрый, а с ними бледный мальчик в очках тоже подошли к рюкзакам.

– Вот ее я хотел бы тоже взять с собой, – сказал Старший, кивнув на акробатку. – Ты же наверняка умеешь и по деревьям лазить?

– Еще как!

– То-то и оно. Может, понадобится быстро влезть на дерево. Да во всех случаях пригодится иметь при себе такую Змеедаму.

– Я тоже отлично лазаю! – Томас еще раз попытался выставить себя в выгодном свете, но Старший ему даже не ответил.

– Уходим, – и он повесил на плечо пустой рюкзак. – А вы, остальные, помогайте здесь… Кстати, как тебя зовут? – спросил он худенькую девочку.

– Лина.

– Очень приятно. Оливер, – представился он с легким поклоном и покраснел. И действительно, на острове посреди океана было совсем некстати раскланиваться и демонстрировать хорошие манеры. – Всем слушаться Лину. Мы скоро вернемся.

И он удалился с группой разведчиков. Они принялись зигзагами подниматься по крутому склону. Девочки и Томас завистливо смотрели им вслед.

* * *

Внезапно тишину разорвал ужасный крик. Чернокудрый с рыданиями упал на песок и стал исступленно биться как в припадке. Оливер бегом вернулся назад:

– Что случилось… ради бога?

Лина стояла на коленях перед рыдающим малышом и расспрашивала его:

– Что с тобой? У тебя что-то болит? Скажи хоть что-нибудь…

Чернокудрый продолжал всхлипывать, не говоря ни слова. Трясущимися пальцами он указывал на продолговатый черный футляр, и, когда Лина его открыла, все увидели, в чем дело: в футляре лежала скрипка, завернутая в шелковый платок, и минувшей ночью в море скрипка вымокла и расклеилась. Она с треском распалась на составные части, когда Лина осторожно вынула ее из футляра.

– Ну вот, – сказал один мальчик. – Из-за какой-то старой пиликалки он ревет как подстреленный.

– Может, ее можно будет склеить, – утешал Оливер. – Кажется, у меня есть катушка лейкопластыря.

Чернокудрый не ответил. Он сидел на земле, заливаясь слезами, онемевший от горя.

– Перестань плакать, – сказала Лина и попыталась вытереть его слезы платком. – Сломанная скрипка в нашем положении не самое худшее! Радуйся, что тебе теперь не надо упражняться!

Малыш посмотрел на нее непонимающе и отвернулся. Он придвинул к себе футляр и нежно обернул части инструмента шелковым платком. Он баюкал сверток как больное дитя. Другие растерянно обступили его. Горе чернокудрого произвело на них впечатление, хотя они не понимали, что уж такого трагического было в расклеившейся скрипке. Они растерянно переглянулись. Маленький наконец поднял голову. У него были красивые черные глаза, они плавали в его блестящих слезах.

– Она погибла, – шептал он. – Ее больше нет.

Детям это было решительно непонятно.

– Да перестань ты, ива плакучая, – сказал Оливер, энергично ткнув носком ботинка этого бедолагу, – хватит! Не важничай так со своей дурацкой пиликалкой.

– Он сошел с ума, – уверенно сказал Томас.

Тут вдруг вмешалась белокурая Змеедама.

– Вам не понять, – сказала она. – Может, он бы лучше сам утонул, чем такое случилось с его скрипкой, так ведь?

Малыш кивнул.

– Ты правда музыкант? – спросила она его.

– Я хотел им стать, – всхлипывал мальчик. – Но теперь…

– Люди искусства очень странные, – поучительно сказала Змеедама. – Я их повидала. У меня отец такой же.

Оливер пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.

– Ну и пожалуйста, – сказал он, слегка обиженный. – Я в искусстве не разбираюсь. Идемте, нам пора!

Но он еще раз оглянулся и достал из кармана жестяную баночку.

– Вот тебе лейкопластырь, – сказал он и