Кому я должна, не знаю, но я должна – прежде всего себе – справиться.

Наверное, как говорят мудрые, воевать не нужно. Мой мир, мои мельницы и мои Дульсинеи – это всего лишь воображение, моя собственная матрица.

И они правы, это так. Но свою силу, своего воина я не предам.

Я с ним, пока он готов сражаться.

Я – он, пока он готов сражаться.

Я – я.

В этом – мой мир с собой.

– Ох, как бесят эти достигаторы. На их фоне сразу чувствуешь себя виноватым!

– Может, не стоит быть на фоне?

Заступлюсь-ка я за сильных. За слабых есть кому.

Начинается все еще задолго до того, как ты узнал, что выдержишь. Стертая нога, о которой ты промолчал. Замерзшие пальчики, которые ты нес до дома, как будто так и надо. Долго-долго нет мамы, темно и страшно. И ты лежишь, боишься и выдерживаешь. Обидные слова, которые сжал зубами – и пошел дальше, не осыпаясь плечами.

Почему ты тогда не извел нытьем, как все нормальные дети, не сотряс поджилки родственников отборным воем, не заболел всем возможным психосоматическим укором, смолчал, прожевал обиду крошевом зубов – никто не знает. То ли так закалялась сталь, то ли что-то знало в тебе, что выдержишь.

И это как клеймо на лбу – не скрыть ни от себя, ни от окружающих. Ходишь этаким магнитом, обернулся – на руке уже висят трое и бабушке чемодан поднести.

С ногами что-то, будто врыты в землю, с плечами что-то, будто небо держат, да и тень – практически каменная стена.

Самое любопытное, что ты вообще-то сам не ощущаешь себя каким-то особенным. Ну просто ты знаешь, что выдержишь, что ж теперь. Как Муромец, встал да согнул подкову. И вот ходишь и гнешь, за себя и еще за десяток. Этого на руках вынесешь, у него дыхалка слабая; этого закроешь собой, он к зиме непривычный; этому пережуешь, у него зубов нет; этого на руках качать всю ночь, он возбудимый; этот боится конфликтов, ему попоешь да погладишь; этот голоден – отдашь кусок; этот потерялся, давай руку, пойдем, а, ну и мешок тоже давай, понесу, чего уж; а на голове уже гнездо свили и птенцов высиживают, не гнать же. Бережешь, закрываешь собой от пуль и бурь, ловишь над пропастью, выискиваешь во ржи.

И можно все, нельзя сказать об этом. Потому что они чувствительные и их ранит.

А ты сильный, и ты выдержишь.

А еще ты всех немножко раздражаешь. Так, на третьем подсознательном уровне. Тем, что смеешь, прежде всего, а еще тем, что выдержал там, где другие сломались. Когда никто не видит, они радостно поковыряют гвоздиком и похихикают: «Ну что, не железный же? А? А?»

– Все правильно. Мужчины боятся сильных женщин.

– Не так. Слабые люди боятся сильных людей.

Паническая атака у меня была один раз в жизни. Так-то я человек железных нервов, высокого серотонина и отлаженной саморегуляции. И это было не когда двухлетний Данилыч сломал ногу, и не когда трех– и пятилетний дети исчезли в магазине, и не когда я в 15 лет оказалась одна не в том городе, прилетев первый раз в Америку.

Случилась эта паническая атака на свидании.

Мужчина, с которым я отправилась на встречу, был достаточно прост, совсем не богат и без карьерных амбиций – офицер, спецназовец. А я работала вице-президентом компании Sony, шестизначная зарплата, угловой офис.

И вот после двух или трех прогулок и разговоров сидим мы в каком-то несложном заведении, болтаем, и он меня спрашивает: «А кем ты работаешь-то?»

И тут я вдруг потеряла дыхание, обнаружила сердце где-то в желудке, закружилась головой, задрожала руками и не смогла выдавить ни-че-го.

Сейчас я думаю вот о чем: какой-же тупой пилой надо было впилить в мозг страх «показаться слишком сильной и успешной»! Какой глубины там шрам, что о него спотыкаются слова и свидания. И я не могла отыскать ни концы этого шрама, ни владельца пилы, но на слова «Ты такая сильная» тянет ковырять пальчиком в ладошке и оправдываться, мол, да ну что, да вы что, ну я же просто, ну это ничего не значит.

И никакие гордящиеся мужья и бойфренды, никакой успех, как карьерный, так и личный, этого не вылечил. Этого страха, что вот он сейчас услышит, испугается и уйдет в закат навсегда.

Потому что – негодная.

Слишком умная.

Слишком сильная.

Наверное, нужно иметь такой опыт, увидеть эту критическую поломку внутри, чтобы потом вытащить ее наружу, разобрать и научиться говорить и писать о себе с гордостью и спокойствием.

Увидеть травящую толпу в рабоче-крестьянской школе: «Че, самая умная, что ль?»

Увидеть потерянные ранние любови: «Ты слишком много работаешь, а мне нужна нормальная женщина».

И еще увидеть, что выбрала быть умной, несмотря на тычки, удары и издевательства. Выбрала карьеру, а не Витю из третьего подъезда, и ни разу не пожалела. И сказать той юной девочке, девушке: да ты, моя дорогая, крутая! И это заслуженно.

Я тогда-таки выдавила из себя про вице-президента.

А он ответил: «Вау! Да ты крутая. Офигеть».

И за этим последовали полтора года чудесных отношений.

И я ношу свою корону с гордостью.

– Чем гордиться-то? Тебе просто повезло.

– Карты нам, и правда, раздают разные. Но игру еще сыграть надо.

Предположим, что в нашей жизни нет свободной воли.

Мне просто повезло.

Когда мы бежим на выживание, когда все сдаются, а я остаюсь в строю – это у меня врожденные психологические особенности, просто повезло.

Когда горит и все бегут с визгом, а я тушу пожар – это не моя заслуга, это мама с папой, генетика и… просто повезло.

Когда никому не надо, а мне надо, когда ползу куда-то, куда одной мне надо и ведомо, – это не моя деятельная натура, не моя воля к победе, а комплексы, гиперкомпенсация, выпячивание, слишком много надо и… ну вы поняли.

Не все хотят туда, куда нужно мне. Не всем вообще сдались эти гонки. В мире сотни дорог, и каждая для кого-то. Мы все имеем право выбирать свое. Жить в своем теле, жизни, статусе и не стыдиться.

Если мы всего лишь производные своих суповых наборов, то чем моя потребность побеждать менее значима, чем чья-то потребность в заботе?

А что, если мы не производные, если свободная воля таки существует, хотя бы в какой-то степени?

Либо всем просто повезло или не повезло, и можно, не особо парясь, дожить остаток лет, все равно не мы решаем, и надежды на изменения нет никакой, кесарю кесарево, и зачем все мы здесь сегодня собрались…

Либо мы таки не тварь дрожащая, и где-то там начинает зыбко маячить призрак ответственности, страх сомнений и стыда, защита от этого всего и побег в «просто повезло». На территории свободной воли жить хлопотно и неспокойно.