Налил в стакан самогонки, опрокинул в рот, передернулся весь, заел ржаным сухарем...

Уже когда сомлевший от выпитого Глушков уснул, Мишель сел на диван и попытался расслабиться. Он, почитай, три месяца дома не был и теперь снова ехал не домой. Раньше он любил поезда, дорогу, любил куда-то ехать. Но то было до Анны, когда он был один и никто его не ждал. А теперь... Теперь он воспринимал поезд лишь как силу, отрывающую его от Анны...

Товарищ Глушков, не снявши грязных сапог, развалился на диване и теперь громко, с надрывом, храпел, пуская изо рта слюну на подложенную под голову скомканную шинель. В коридоре, прогоняя сон, заунывно пел красноармеец, хоть сие ему запрещал караульный Устав. Мишель хотел было пойти его образумить, да не нашел сил встать.

Тук-тук, тук-тук — еще одна верста... И еще... Все дальше и дальше от Москвы, от дома!

Куда его несет нелегкая?.. Кто эти люди, с которыми он едет вместе, но с которыми ему вряд ли по пути...

Как прибыли в Ревель, состав загнали в дальний тупик. Товарищ Глушков тут же побежал куда-то, назначив Мишеля вместо себя и наказав ему сторожить груз пуще глаза.

Мишель поставил красноармейцев по обе стороны пути, строго-настрого приказав им никуда не отлучаться и не подпускать никого к вагонам ближе тридцати шагов. Красноармейцы, перехватив винтовки с поблескивающими на солнце примкнутыми штыками, прохаживались по шпалам, Мишель находился здесь же, при них, присев на подножку.

Скоро подъехал грузовик, из кабины которого выскочил товарищ Глушков.

— Давай, грузи! — крикнул он, размахивая рукой. Красноармейцы сбили с теплушки засов, с грохотом откатили в сторону дверь. Мишель, любопытствуя, глянул внутрь. Вагон был почти пустой — только посредине лежали какие-то деревянные ящики. Солдаты похватали их и поволокли к выходу. Ящики были совсем небольшие, но солдаты, сгибаясь в три погибели, еле-еле волокли их. Неужто патроны?.. Нет, навряд ли... Мишель не раз видел, как разгружают с телег и волокут к передовой боеприпасы — они, конечно, тоже тяжелые, но не настолько — иной солдат покрепче в одиночку их поднимал и на закорки кидал, да и ящики те выглядели иначе. А эти просто неподъемные! Что ж здесь — свинец, что ли?..

Красноармейцы перетаскали ящики в грузовик.

— Товарищ Фирфанцев, подь сюды! — крикнул Глушков. Мишель подошел.

— Ты тоже езжай, да кого из красноармейцев с собой прихвати!

— Лиходеев, Еременко, Карпухин! — крикнул Мишель. — Айда за мной!

Три солдата, подсаживая друг друга, полезли в кузов.

Грузовик чихнул, дернулся, чадя выхлопом, поехал. Мишель, присев на ящики и держась за борт, глядел по сторонам.

Ехали недолго — только вывернули с пакгауза, как уже остановились подле Советского торгпредства. Шофер гуднул — из-за ворот вышел человек в кожанке.

— Чего тебе?

— Открывай давай!

Ворота распахнулись.

Машина въехала, осадила задним бортом, встала подле крыльца.

— Тащи их сюда! — крикнул товарищ Глушков.

Мишель, помогая красноармейцам, ухватил один ящик, крякнул, потянул, да не поднял даже — экая тяжесть!

— Куды лапаешь — надсадишься, не барское то дело! — ухмыльнулись солдаты.

— Это тебе не кофею пить!.. Отойдь, благородие.

Но Мишель, не желая выказывать своей слабости, все ж таки впрягся в ящик, уперся, потащил его наверх на пару с Карпухиным. Тот кряхтел, с подозрением глядя на командира.

Чего это он пуп надсаживает? Не иначе выслуживается пред Советской властью...

Втащили ящики на второй этаж.

Потом другие.

Как сложили все рядком, пришел господин в штатском, судя по манерам, вернее, их отсутствию, — какой-то местный начальник.

— Ну чего там еще? — недовольно морщась, спросил он.

— Да вот, новую партию привезли, — ответил Глушков. — Давай оприходуй, товарищ Граковский. Нам обратно поскорей надобно!

С ящиков сбили деревянные крышки. Изнутри блеснуло чем-то желтым.

Золото?!.

А ведь и верно — золото! В ящиках, впритирку друг к дружке, лежали золотые слитки с выдавленным на них российским гербом. Вот отчего ящики были столь тяжелы!

Товарищ Граковский скучающе глянул на золото, будто это был какой чугун. Крикнул:

— Эй, кто-нибудь!.. Тащи сюда весы. Откуда-то приволокли весы, коими в лавках мясо вешают, стали класть на чашку слитки, а на другую гири. Вешали долго.

— Ну что, сколь?

— Девятнадцать пудов, семь фунтов да еще три золотника, — подвел итог Глушков. — Аккурат, как в бумаге указано. Черкай мне расписку.

Товарищ Граковский написал что-то на бумаге, Глушков сложил лист вчетверо, сунул расписку в карман. Ящики поволокли было к выходу.

Мишель недоуменно глядел на присутствующих, потому что помимо ящиков с золотом было еще четыре, которые не вскрывали и опись их не делали.

— А там что? — указал на них Мишель.

— Там-то... Реквизированные буржуйские побрякушки, — махнул рукой товарищ Глушков.

— Но ведь мы их не глядели!

— А на кой?.. Кому они нужны? Золото — иное дело, золото по описи идет, а эти — по числу.

— Но как же так? — еще раз подивился Мишель. — Ведь это народное достояние. А ну как случатся воры?

При слове «воры» товарищ Граковский обернулся и глянул на Мишеля мутными глазами.

— Это кто таков? — спросил он.

— Товарищ Фирфанцев. Поставлен мною командовать караулом, — сказал Глушков.

— Из бывших, что ли? — поморщился Граковский, обращая внимание на выправку и манеры Мишеля. — Из недобитков?

— Вроде того.

— А чего тогда он тут голос подает — али жить надоело?

Глушков, ухватив главу торгпредства за рукав, быстро отвел того в сторону и что-то горячо зашептал на ухо. Мишель мог расслышать лишь отдельные слова:

— Свой... преданный делу... порвал с прошлым...

И еще звучали какие-то фамилии, в том числе раз имя Дзержинского.

Взгляд товарища Граковского помягчел.

— А чего ж сразу молчал? — И уже обращаясь к Мишелю: — Ты, товарищ Фирфанцев, напрасно тут бдительность разводишь — чай, одно дело делаем!

— Во всем должен быть порядок, — упрямо ответил Мишель.

— Ладно, коли так, сбивай крышки, — приказал товарищ Граковский.

Крышки сбили... А как подняли — в глаза ударило ослепительным блеском. Бриллиантовым блеском! Вот тебе и «буржуйские побрякушки»!