Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как я переправлюсь через реку? — недоверчиво спросила она.
— О, с этим особых проблем не будет. Всегда найдётся какой-нибудь местный Харон, который за хорошую плату доставит тебя на тот берег. Я посажу тебя на лодку и помашу рукой. Лучше расскажи мне, чего ты там изучала в университете. Историю? Давай, расскажи-ка мне какую-нибудь историю.
— То, что я изучала, не имеет отношение к басням. История — это наука, а не цикл сказок о легендарных королях, храбрых рыцарях и прочих замшелых персонажах, — заявила она с важным и серьёзным видом. — То, что я делала — это исследование; полное погружение в прошлое, попытка реконструкции событий и обстоятельств дней давно ушедших. Это скрупулезное восстановление их по обрывкам, запискам, полустёртым упоминаниям. Больше похоже на детективное расследование, чем на занимательное чтение на ночь.
— Вот как, — офицер тихо рассмеялся. — Что ж, признаю, я не столь образован, как ты, поэтому извини. Так что ты там исследовала?
— Я писала работу не тему «Миграции еврейской диаспоры в средние века», — произнесла она не без гордости в голосе.
— Тааак, — протянул он удивлённо, — уже за одно это тебя следовало расстрелять тогда, возле рва. Ну, ну, и что же ты там раскопала?
— В К-й библиотеке сохранились документы о приходе в этот город Казимира великого и его деятельности, связанной с его покровительством евреев, главным образом, я за этим туда приехала. Я слышала, всех преподавателей К-го университета отправили в лагерь теперь… Я не собиралась задерживаться в Польше надолго… А вообще я много где побывала. Собиралась даже в Каир, посидеть в местной «генизе», полистать материалы, с переводчиком, конечно, о египетской общине.
— Полагаю, достаточно было полистать учебники истории. И что ты можешь о них рассказать? — поинтересовался из вежливости солдат.
— Много чего, — она повернула голову к боковому окну, пальцы сильнее сжали бумажный пакет. — Во времена древних римлян было много подавленных восстаний, тогда и начались первые гонения, еврейские поселения растянулись чуть ли не по всей римской империи. Особенно много общин появилось в Малой Азии, в Греции, Южной Италии. От римлян они почти не пострадали, даже напротив, укрепили свою религию, запечатлели её положения в Мишне и Талмуде; у них возникали крепкие деловые связи со знатными гражданами, они оказывали влияние на экономику и политику целых государств, и тогда их опять стали бить. В 1290-м году их изгнали из Англии, веком позже из Франции, в год открытия Америки их заставили покинуть Испанию, через пять лет прогнали из Португалии, а всю первую половину XVI века их громили и учиняли над ними расправы и в Германии, прямо как в наше время… Они перемещались в Прагу и Вену, потом, с XVIII века, в Польшу и Литву, султанскую Турцию, из Германии, Дании и Швеции. Но самые богатые, учёные и образованные группы евреев продолжали жить и процветать в крупнейших городах Европы. Теперь…
— Постой, постой, ты сама случайно не еврейка?
— Нет, а что?
— Просто… Ты что, из сочувствующих?
— Только изучаю их историю.
— Что ж, скоро у них не будет никакой истории, — рявкнул солдат, дёргая рычаг переключения скоростей.
— Ах, вы о грандиозных планах по уничтожению евреев и всех прочих, кто вам мешает, да? Кое-что я слышала от знакомых людей.
— Речь идёт об очищении нации, и только, — сейчас он выглядел совсем не таким, каким она видела его ночью. — Это называется евгеника. Вот что тебе бы стоило изучить как следует. Слышала о Гвидо фон Листе? А о Йорге Лансе? Слыхала о Гиммеле?
— Вы призваны воплощать их фантазии, — она с вызовом посмотрела в его лицо.
— Нас отбирали, — прорычал разъярённо Михаэль. — Нас обучали значениям древних рун, священным законам возвышения расы. Нашу родословную изучали до середины восемнадцатого века, мы присягали на верность самому…
— Так чего же ради вы решили спасти бедную девушку, которой едва не прострелили череп там, у братской могилы? Почему вы убили другую, ту бедную крестьянку? Вы многих убивали, солдат? Этот человек в хаки со смешными усиками — он ведь бог для вас. Что он прикажет, то и делаете. А нет, так пуля. Ради чего спасли меня? Чем я была лучше другой девушки? Скольких вы ещё казнили с тем же хладнокровием? Как можно вообще жить после такого?
— Заткнись, идиотка!!! — проорал он в негодовании, резко затормозил, свернув на обочину, и поднял палец к её носу. — Ещё одно слово, — прокричал солдат, — и я тебя убью, клянусь, ты, дура несчастная!
Он схватил её за подбородок, заставив глядеть прямо в свои стальные глаза.
— Стреляй, герр обер-член-фюрер, — злобно выдохнула девушка, чувствуя себя победителем.
Он вдруг рывком отпустила её и откинулся на спинку водительского кресла, расхохотавшись.
— А ты любишь играть с судьбой, — он шутливо погрозил ей пальцем, обнажая фарфоровые зубы в ухмылке. — Только не забывай, что сегодня твоя судьба — я.
Солдат резко выбрался из машины и закурил, быстро выпуская из лёгких струйки полупрозрачного дыма. Кажется, эмоциональная беседа взбудоражила его нервы, но, конечно, значил не так уж и много. Будь то действительная ярость, он как минимум разбил бы это милое личико. Свинцовые тучи набежали на небо, и солнце выглядывало сквозь мелкие прорехи лишь изредка. Солдат спешно курил; Амандина сидела не дыша, прижав к себе пакет с продуктами, не веря собственной легкомысленной дерзости. Неужели это действительно она дерзила? Неужели это её жизнь за секунду пронеслась в памяти?
Солдат снова уселся за руль, сдержанно хлопнув дверью. Спокойно взглянул на наручные часы.
— Время обеда, — проговорил он привычным тоном. — Давай подкрепимся. Дай мне хлеб, я нарежу.
После трапезы машина покатилась дальше по дороге, в полную неизвестность. Заканчивались поля, начинался хмурый тёмный лес. Заканчивался лес, и начинались присыпанные тонким слоем рыхлого снега безжизненные пространства. Двое молчали. На некоторых перекрёстках Амандина наблюдала столбы с остроносыми табличками, на которых кто-то написал название городов и расстояние в километрах до них: Страсбург, Берлин, Гамбург. Она попросила у солдата папиросу. На ней крохотными буковками было напечатано название Дрезденской табачной фабрики. Закурив, она тут же с непривычки раскашлялась и выбросила сигарету в окно.
Они не успели проехать железнодорожный переезд до того, как опустился шлагбаум, и пришлось ждать, пока минует поезд. Это оказался военный поезд:
