Въехали во внутренний двор огромного делового билдинга. Мои молчаливые сопровождающие ввели меня в высокий мраморный вестибюль: рамы металлоискателей, контрольные кордоны – бойцы службы безопасности в серой униформе, трехкратная проверка документов. У растворенных дверей отдельного лифта охранник сказал любезно, не допускающим обсуждения тоном:

– Я вас провожу…

В просторной кабине полированного красного дерева, с фацетованными зеркалами в бронзовых рамках, похожей на ампирный платяной шкаф, мы поехали, воздев очи вверх, как на молитве в храме, и на лицах моих спутников было такое ожидание, будто на световом табло-счетчике этажей сейчас проступит чудотворный лик Одигитрии-путеводительницы.

Разъехались створки дверей, и мы выкатились в просторный, заделанный под старину холл. А навстречу из-за бюро уже топает еще один стерегущий, приветливо улыбается, кланяется и быстро, как писали раньше в театральных ремарках – «в сторону», говорит лифтовому сопровождающему:

– Свободен…

И тот сразу же провалился обратно в кабину, будто откуковавшая кукушка в ходики.

Мне было видно, что вмонтированный в бюро пакет TV-мониторов просматривает и контролирует весь наш путь от самой входной двери. Этажный стерегущий проводил в приемную – незатейливое сооружение, размером и дизайном напоминающее католический собор. Сбоку у приставного столика сидели двое мужиков – не то референты, не то посетители, а может быть, снова охрана. Из-за большого секретарского стола, уставленного бесчисленными телефонами, поднялась немолодая, элегантно одетая женщина:

– Добро пожаловать, Сергей Петрович! Вас ждут…

Она открыла дверь в кабинет, а вся моя охранная свита, слава Богу, будто натолкнувшись на незримый барьер, осталась у входа в приемную.

Я вошел в какое-то неярко освещенное пространство и увидел в перспективе зала, далеко-далеко, как в воротах на футбольном поле, своего дружка Сашку Серебровского. Он полусидел, полулежал в кресле и разговаривал по телефону:

– …Слушай, не забивай мне баки! С этим траншем еврооблигаций вопрос очень простой. Если у них есть лицензии, если они готовы дать перформенс-бонд на сто миллионов, я буду разговаривать…

Он помахал мне рукой – иди сюда, мол.

– Хорошо-хорошо! Сейчас мне не до этого. Ты завтра позвони Кузнецову, объясни ситуацию. А он мне доложит. Пока… А почему министр? Хорошо, я его послезавтра увижу… Скажу… Пока…

Он нажал кнопку – трубка испуганно пискнула, упав на стол. Сашка смотрел на меня с явным удовольствием, но его ехидные змеистые губы складывались в привычную ироническую улыбку. Потом он гибко и резко вскочил навстречу:

– Ну что? Прибыл, Верный Конь?

Мгновение мы молча стояли друг перед другом, внимательно всматриваясь, потом крепко обнялись, и я увидел, как саркастическая улыбка Серебровского блекнет, и он горячо, негромко, на выдохе сказал:

– Господи, как я тебя ждал, Серега!

Я только сейчас заметил, что я почти на голову выше субтильного маленького Серебровского. Я смотрел на него с нежностью.

– Сашка, Хитрый Пес, ты зачем сюда вскарабкался?

– Кто знает? Тайный ход карт… Или призыв судьбы…

– Доволен?

– Врагу не пожелаю.

– Тогда зачем?

– От меня это не зависит…

– Как это? – удивился я.

Он усмехается, и в его усмешке вновь проскользнуло снисходительное высокомерие.

– Серега, это на бегу не объяснишь… Это сложно… Во всяком случае, альпинист на траверсе не может сказать: притомился я маленько, надоело, пойду домой… Надо переть вверх. Или…

– Или?..

– Или – внизу кучка мясного фарша с обломками костей…

Серебровский возвратился к столу, нажал кнопку переговорника:

– Надя, сделай малый созыв. Нам – аперитивы.

Я вышел из ванной и увидел, что мой страж Валера, развалясь в кресле, тупо глядит в телевизор. Я предложил:

– Может, в ресторан спустимся?

– Да сейчас сюда принесут!

– Не выдумывай… Не уважают они тебя – забыли.

– Не забыли… Сейчас в кабаке самый крутеж. Придут, денег всем хочется.

Я с сочувствием посмотрел на охранника – тугого, мускулистого, остро пахнущего потом. Здоровенный ком жесткого мяса.

– Глупо так торчать, – попробовал я его уговорить. – Пошли вниз – девочек подснимем, гормональную нагрузку снизим. А?

– Нельзя! – горестно-твердо отказал мне конвоир. – Николай Иваныч запретил из номера выходить.

– Смотри, как у вас с дисциплиной хорошо поставлено! – восхитился я.

– Да, это верно, – с идиотской серьезностью подтвердил Валера. – У нас дважды не повторяют.

– Замечательно! Раз так – будем сидеть по краям унитаза, как пара орлов на вершине Кавказа.

И тут постучали в дверь.

– Кто? – дернулся на стук охранник.

– Ужин из ресторана заказывали?

Валера приоткрыл дверь, внимательно рассмотрел в щель официанта, только потом скинул цепочку и впустил неспешного посланца кухни – официант вкатил в номер тележку с выпивкой и яствами. Валера, пропустив его в номер, на всякий случай выглянул за дверь – пусто ли в коридоре. Молодец, бдит.

Я с удовольствием наблюдал, как официант снимал с телеги и расставлял на столе многочисленные тарелки, судки, бутылки. Потирая от радостного нетерпения руки, я объяснял моему дисциплинированному сторожевому животному:

– У меня, как у всякого художника, в жизни есть три желания, три задачи, три высоких цели – завтрак, обед и ужин. Мимо завтрака и обеда я сегодня пролетел. Значит, сейчас пожуем втройне… Але, ты как там?

Валера, шевеля губами, тщательно читал счет, потом подписал его, дал официанту чаевые:

– Посуду заберешь завтра, – закрыл за ним дверь, не забыв придирчиво проверить цепочку и замок.

В номере было жарко. Я скинул с себя рубаху и брюки, оставшись в одних трусах, – в полуголом виде человек выглядит беззащитно-беспомощно.

– Рассупонься, сынок, – предложил я своему обормоту. – Сейчас будем пировать, как древние римляне, – долго и в кайфе… Ты суп-то заказал? Я без супа не могу!

– Предусмотрено, – снисходительно улыбнулся Валера.

– Молодец! Мыслишь стратегически – далеко пойдешь. Я тебе расскажу один секрет: на зоне у людей странные представления. Без устриц или там черной икры живут спокойно, а без баланды – полная чума!

Валера засмеялся:

– Устриц не брал, а черной икры – навалом… Уха из стерляди с расстегаями подойдет?