Я нашёл длинный резиновый шланг, подсоединил его к крану на кухне и принялся поливать Фомича из шланга.

Фомич терпел.

Кое-как, насколько это было возможно без мыла, я помог ему отмыться. Затем воспользовался освежителем воздуха. Почти полбаллончика на него извёл.

Кстати, я заметил, что в последнее время я стал как-то предчувствовать события, что ли. Прихвачу с собой на дело какую-нибудь совершенно левую вещь, и она мне обязательно пригодится. Вот как эти баллончики.

Освежитель, конечно, помог, но не совсем. Всю одежду Фомича пришлось выбросить.

Фомич остался голым.

– Нормально выглядишь, – я окинул взглядом его худосочную внешность. – Просто машина смерти.

– А…

Фомич хотел сказать «а пошёл ты», но передумал. Поскольку голым был он, а не я. А голый человек практически не может оказать сопротивления. Я даже подумал, а не поколотить ли мне его. Но потом решил оставить в живых.

– Это… – буркнул Фомич. – Ну…

Тут я решил, что мне, пожалуй, стоит извлечь из этой ситуации определённую выгоду.

– В этом году в Индии неурожай индиго, – задумчиво сказал я. – И с хлопком тоже затруднения… Червь-хлопкоед завёлся.

– Сколько? – сразу же догадался Фомич.

– Ну, знаешь, хорошие вещи стоят дорого…

Фомич попытался нащупать кошелёк, но кошелька, само собой, у него не оказалось.

– Я верю честному слову журналиста, – заверил я. – Скажи «честное журналистское»!

– Честное журналистское, – буркнул Фомич.

– Какой я всё-таки гуманист, – сказал я. – С тебя ещё штука.

И я стал стаскивать джинсовую куртку.

Куртка ему не подошла, а в свитер Фомич с трудом, но влез. Я не люблю облегающих вещей и всегда прошу мать покупать мне кофты размером побольше, с запасом. Опыт доказывает мою правоту.

Вот, правда, рукава оказались Фомичу до локтя, но тут было не до модничанья.

– Обвяжись пока свитером вокруг пояса, и пойдём, – велел я. – Пойдём к Тоске, подберём тебе ещё что-нибудь по фигуре.

Жертвовать своими штанами я отказался наотрез – свои штаны такому типу, как Фомич, я не доверил бы ни за какие деньги. Пришлось разоблачать Тоску. Она удалилась за дверь, повозилась и вынесла юбку. В такой японские школьницы щеголяют.

– Супер! – сказал я.

Это я не Фомичу сказал, это я Тоске сказал.

Потому что она осталась в водолазке – длинной, успешно прикрывающей ноги до середины бедер. Так Тоске было ещё лучше, чем в юбке.

– Сегодня у нас будет шотландский день, – я взял юбку у Тоски и протянул Фомичу. – Прошу вас, сэр.

Фомич рыкнул, но юбку принял. Выбирать ему особо не приходилось. Да и вообще, он как-то поник и старался не смотреть на нас. Особенно на Тоску.

Выглядел Фомич довольно комично, если не сказать больше. Жердина в короткой юбочке.

– Один аксессуар, – я вытащил бумажную розу из кармана куртки и заложил её за ухо Фомичу. – Так эффектнее.

Фомич в ярости смял розу и бросил на пол.

– Какой зломен, – я покачал головой. – В таком прикиде надо вести себя… более мягко.

– Прекрати лучше! – Фомич даже шагнул ко мне, даже сжал кулаки.

– Интересно… – я почесал подбородок. – Тебе, Фомич, надо найти единомышленника и сколотить группу. Назовите её… «Трупы в юбках»! Или лучше «Фомич и трупы в юбках»! Будете гастроли давать. В Игарке, на Сахалине, с большим успехом…

– Хватит, Куропяткин, – попросила Тоска. – И так всё тупо. Давай делом заниматься.

– Делом так делом, – сказал я.

Я взял за руку Матвейку, и мы спустились в подвал, к покойнику. Я посмотрел на часы. На все эти приключения у нас ушло почти сорок минут. Я усадил Матвейку на табуретку, сунул ему в руки тяжеленный том «Илиады» и постучал томагавком по батарее.

Через минуту включился свет. И заработала камера.

Гроб принялся идиотски подскакивать. Матвейка первое время косился на него с опаской, потом привык и взялся читать. Читал он плохо. С запинками, путая слова и совсем без всякого выражения. От такого чтения меня потянуло в сон.

Я устроился поудобнее на надувном матрасике и стал дремать. Скоро в подвал спустилась Тоска. Уступать ей место я не стал, и она устроилась на перевёрнутом ведре возле батареи.

Фомич не появился.

Нотариус приехал на рассвете. Мы спрятались на втором этаже в комнате с венками. Пока он ходил вниз за Матвейкой, нам удалось незаметно выбраться из дома.

Заляпанная грязью иномарка стояла там, где мы её оставили. Товарищ Фомича крепко спал, уткнувшись головой в руль. Нам пришлось минут пять стучать по стёклам, прежде чем он проснулся и, громко зевая, открыл нам двери.

– Ну и видок у тебя, – весело присвистнул он, когда Фомич забрался в машину, – тебе очень идёт. Хотя тебе, наверное, это уже говорили. Знаешь, тебе надо ещё губы накрасить – и смело можно на танцы двигать.

Фомич раздражённо отрезал:

– Трогай давай, Шумахер, без тебя тошно.

– А почему так мерзко пахнет? Вы что, по помойкам шлялись? – не унимался наш водитель. – Фомич, тебе это будет стоить дополнительных капиталовложений, тачку придётся проветривать весь день. А то и мыть. Но, может, ты сам её помоешь…

И все в том же духе. Словесный понос и сопутствующий запах преследовали нас всю дорогу. Не лучшее путешествие номер два.

Добравшись до моей квартиры, сразу завалились спать. Я прямо на полу, а Тоска на диване. Родаки свалили на дачу на все выходные, так что проблем никаких не возникло. Своим родителям Тоска не стала врать – лишь сообщила по телефону, что мы всю ночь исследовали дом с привидениями, а теперь будем отсыпаться. Отец сказал ей, что с привидениями надо поосторожнее, и спросил, собирается ли Тоска и следующую ночь ловить призраков. Тоска ответила, что собирается. И тут же стала упрашивать своего батона принять участие в этой увлекательной операции. И, само собой, папаша немедленно отказался, но напутствовал Тоску, чтобы она была осторожнее и звонила, если что. А он, папаша, будет начеку и всегда готов.

Пока Тоска рядилась со своим папашкой, я быстренько забрался в спальный мешок, задёрнулся «молнией» и уснул. Сон – лучшее, что может случиться с человеком.

Не помню, что мне снилось. Я проснулся так же, как и уснул, – внезапно, щелчком. Тоска уже сидела на диване и потирала глаза.

– Добрый день, – устало сказала она. – Вернее, уже почти вечер. Сколько сейчас?

– Шесть почти, – ответил я.

– Нормально. Десять часов почти проспали. Человеку, чтобы восстановиться, требуется всего четыре. Я могу спать…