– Матвейка, сейчас мы пойдём дальше, – сказал я. – Здесь нам больше делать нечего. Идём на второй этаж. Надо там всё осмотреть. Держи меня за край куртки.

– А как же гробы? Они так и будут трястись? – испуганно спросил Матвейка.

– Потрясутся немного и перестанут, – оптимистично заметил я, – давай пошли, у нас ещё много работы, да и Фомич может в штаны… Не утерпеть может.

Матвейка хихикнул.

– Правильно, – я сжал Матвейкину руку, – лучше смеяться, чем плакать.

Мы прошаркали к лестнице на второй этаж. Без приключений. И поднялись на второй этаж тоже без приключений, даже проваливающихся ступенек – и то не оказалось. Это дело нравилось мне всё меньше и меньше, сплошная скукота и ничего интересного.

– А где Тоня? – спросил Матвейка. – Тут её тоже нет…

Я оглядел коридор. Всё вроде нормально. Двери закрыты, тишина, покой. За какой дверью моя верная подружка Тоска – неизвестно. Я велел Матвейке немного отойти и принюхался.

Так и есть. Вторая дверь по правую руку здорово пахла кедром.

Я легко отжал замок лезвием томагавка и вошёл внутрь. И сразу же обнаружил Тоску. Она стояла у стены. Не совсем самостоятельно стояла – от пяток до самого подбородка Тоска была… я даже не нашёл слова, как выразить то, что я увидел. На Тоску, как на стержень от детской пирамидки, были надеты похоронные венки. Много, штук двадцать, наверное. Тоска была спелёната этими венками, как мумия бинтами. А чтобы она не кричала, в рот ей засунули кляп. Из свернутой похоронной ленты.

Я даже похлопал в ладоши от восхищения – такого стремительного развития событий я не ожидал никак.

Тоска увидела меня и замычала.

– Погоди минутку, моя Черная Роза, – сказал я. – Или ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя Ариадна?

Тоска замычала яростно.

– Я тоже тебе симпатизирую, – сказал я.

После чего оглядел комнату. Комната представляла собой склад. Завалена венками, лентами, пластиковыми и бумажными цветами, чёрной материей, другими похоронными принадлежностями. Я выбрал большую бумажную розу и засунул её в карман куртки.

– Ты тут посиди пока, – сказал я. – А то Матвейка может испугаться, если тебя увидит. И что ему, потом всю жизнь жить с исковерканной психикой? А вдруг он пойдёт в ракетные войска служить с такими нервами? И что? Ядерная война, что ли?

Тоска застонала.

Я вставил ей в волосы гвоздику, полюбовался и вышел в коридор.

Прямо напротив двери стоял Матвейка. Он зажимал руками рот и трясся так, что с потолка осыпалась мелкая штукатурка.

– Что случилось? – спросил я.

Матвейка молча указал пальцем.

С противоположной стороны к нам приближался призрак. В белой простыне, с вытянутыми вперёд руками, хромающей походкой.

Только кандалов не хватало.

– Привидение… – прошептал Матвейка. – Оно…

– Запомни одну простую вещь, – сказал я Матвейке. – По-настоящему странные случаи происходят чрезвычайно редко. И только с теми, кто в них верит. Обычно всё гораздо проще. Отойди в темноту. Подальше. Смотри, учись, запоминай.

Я двинулся навстречу призраку. Медленно раскручивая томагавк.

Призрак неуверенно остановился. До него было шагов десять, и я почувствовал, что сигаретный запах сгущается.

Призрак завыл и задрыгал руками. Это меня удручило, призрака можно было найти и получше.

– У-у-у! – старался призрак. – А-а-а!

Когда до него осталось метров пять, я размахнулся и сделал вид, что собираюсь метнуть топорик.

– Ты чего, придурок! – призрак пригнулся.

– Мать, – сказал я и подошёл поближе.

– Какая ещё мать? – призрак выпрямился.

– Моя мать! – дико завопил я. – Моя мать!

И я прыснул в призрака из газового баллончика. Призрак заверещал и принялся раздирать на себе простыню. Потом рванул в конец коридора. Я не спеша отправился за ним.

Дверь в последнюю комнату по правой стороне была открыта. И в ней горел свет.

Призрак стоял на коленях перед ведром с водой и плескал себе в лицо. Я узнал его и засмеялся. Этот был Хавчиков, исполнитель ролей английских пьяниц и чукотских охотников в местном драматическом театре. Впрочем, Хавчиков и сам был пьяницей и постоянно нуждался в деньгах, отчего всё время участвовал в утренниках, корпоративных вечеринках, а на Новый год наряжался Дедом Морозом и пугал своим носом ребятишек.

А сейчас пугал совсем не носом.

– Мою мать увезли в психушку! – истерично завопил я. – И ты в этом виноват! Я убью тебя!

Я треснул томагавком по ни в чём не повинному комоду в углу комнаты.

– Не надо! – Хавчиков сжался. – Я не хотел! Он меня заставил!

Так я и знал. Этого придурка кто-то заставил.

– Кто? – рявкнул я. – Назови мне его имя, и я вырву его печень! И скормлю её… скорпионам!

В подтверждение своих слов я треснул по комоду ещё раз.

– Нотариус, – раскололся Хавчиков. – Всё он придумал.

Не доверяй юристам больше, чем экономистам. Железное правило.

– Зачем?! – рыкнул я. – Зачем?

– Не знаю! Пришёл в театр, говорит, кто тут Деда Мороза играет?! А я всегда их играю – ну, я, говорю… А он мне так: получишь три зарплаты, если сыграешь мертвеца…

– А гробы? А свет? А туман?

– Свет я должен выключать рубильником, – Хавчиков указал на рубильник на стене. – Правый рубильник выключает во всём доме, а левый в подвале. А гробы вот так включаются…

По полу змеился кабель с прерывателем. Хавчиков нажал на кнопку.

– Всё, – сказал он, – больше не трясутся. Это компрессоры, я в мастерских взял, они так хорошо подпрыгивают…

– И засунул их в гробы?

– Ага.

– А дверь? – подступал я. – Дверь в подвал как открывается?

– Там кнопка есть потайная. Кирпич справа от дверной ручки…

– Справа? – строго переспросил я.

Хавчиков кивнул.

– И туманники из театра взял, – рассказывал Хавчиков, – а они сорок килограммов каждый…

– Если маму через неделю не выпишут, – трагически перебил я, – я прекращу практику новогодних поздравлений в нашем городе. Во всяком случае, с твоим участием.

Хавчиков послушно закивал.

– Теперь, мэтр Хавчиков, ты ответишь мне на простой вопрос. Я не верю, что ты не знаешь, зачем тут всё наворочено?

Хавчиков отрицательно покачал головой. Только талант его за долгие годы пьянства расстроился, и в этом отрицательном кивании я легко уловил фальшь. Хавчик врал мне, нагло мне врал, это надо было пресечь.