вызвало среди англичан такого сильного недовольства, как этот поступок Якова I, выявлявший его желание влиять на ход правосудия. Он послужил таким же ударом для усилившегося стремления к законности, каким для укрепившегося нравственного чувства являлись расточительность и распущенность двора. Казна тратилась на устройство маскарадов и увеселений, отличавшихся неслыханной роскошью. Земли и драгоценности раздавались молодым авантюристам, пленившим своей красотой короля. Двор Елизаветы тоже не отличался нравственностью, но это скрывалось покровом рыцарской любезности. Унизительная грубость двора Якова I проявлялась без всякого прикрытия. Короля, — правда, несправедливо, — считали пьяницей. На маскараде, устроенном при дворе, участники при всех падали в опьянении к ногам Якова I. Скандальное дело обнаружило связи высших вельмож и сановников с мошенниками, астрологами и отравителями. Сам Яков I не постеснялся принять деятельное участие в разводе леди Эссекс, а последовавшая затем ее свадьба с одним из фаворитов короля была отпразднована в его присутствии. Из-за подобных сцен благоговейное почтение, с которым во времена Тюдоров относились к государю, превратилось в отвращение и презрение.

Актеры открыто насмехались над королем со сцены. Госпожа Гетчинсон изобличала оргии Уайт холла в таких же пламенных словах, как Илия пороки Иезавели.

Едва ли не большее презрение, чем безнравственность двора, вызывало безрассудное правление Якова I В отсутствие парламента произвол короля, даже при таком деспоте, как Генрих VIII, не сколько ограничивался Королевским советом, состоявшим не только из министров, но и из главных вельмож и наследственных сановников. Но после смерти сына лорда Берли, Роберта Сесиля, министра, завещанного Якову I Елизаветой и награжденного за услуги по обеспечению ему престола титулом графа Солсбери, король отнял у Совета всякий контроль над делами и вверил его осыпанным почестями недостойным фаворитам. Шотландский паж по имени Карр был пожалован в виконты Рочестеры и графы Сомерсеты и женился на разведенной леди Эссекс. Он оказывал огромное влияние надела государства, внутренние и внешние, пока наконец не лишился милости и власти, так как он и его жена были изобличены в подстрекательстве к страшному преступлению-отравлению сэра Томаса Овербери. Место его уже готов был запять другой фаворит. Джордж Вильерс, красивый молодой авантюрист, быстро прошел все степени пэрства, стал маркизом и герцогом Бекингемом и получил право замещать высшие должности государства. Скоро единственными путями к политическому отличию сделались подкуп фаворита или брак с его алчными родственницами. Сопротив лснис его воле неизбежно сопровождалось лишением должности. Кивок этого молодого выскочки вызывал дрожь у знатнейших и сильнейших вельмож. «Я думаю, — замечал с удивлением Кларендон, ни в какой век и ни в какой стране никто никогда не достигал в такое короткое время таких почестей, власти, богатства, и не какими-нибудь достоинствами или талантами, а просто личной красотой и изяществом». У Бекингема были, правда, значительные способности, но его самоуверен ность и легкомыслие равнялись его красоте, и высокомерному фавориту, на плечо которого любил опираться Яков I и щеки которого он осыпал поцелуями, суждено было увлечь за собой в своей роковой карьере трон Стюартов.

Во внешних делах следствия новой системы оказались еще пагубнее, чем во внутренних. Отнятие власти у Совета сделало Якова I первым министром короны, сделало его больше чем кого либо из его предшественников руководителем всей политики. При вступлении на престол он нашел руководство иностранными делами в руках Солсбери, и пока тот был жив, он вообще придерживался политики Елизаветы. Правда, с Испанией был заключен мир, но тесный союз с Нидерландами и более осторожный союз с Францией сдерживали властолюбие Испании почти так же, как и война. Когда Германии стало грозить опасностью католическое рвение дома Габсбургов, брак дочери Якова I Елизаветы с наследником курфюрста Пфальцского обеспечил протестантским князьям поддержку Англии. Но вскоре после смерти Солсбери и роспуска парламента 1614 года произошла пагубная перемена. Яков I приступил к разрушению всего того, что было достигнуто Елизаветой и поражением Армады. Его живой, но ограниченный ум привел его к мысли, что совместные действия с Испанией дадут ему возможность одновременно влиять на внешние дела и стать независимым от народа внутри. Начались длинные переговоры о браке его сына с испанской принцессой. Сменявшие один другого его фавориты стояли за союз с Испанией, и после многолетних тайных интриг король открыто выразил свои намерения именно тогда, когда политика Габсбургов стала угрожать протестантам Южной Германии конечной гибелью или междоусобной войной.

Кто бы ни начал нападение первым, было ясно, что на почве Германии произойдет второй этап великой борьбы между протестантизмом и католицизмом. Перед самым наступлением кризиса и в предчувствии его часть министров Якова I, еще придерживавшаяся политики Солсбери, решилась поддержать замысел, обещавший отвлечь короля от его новой системы и втянуть его в войну с Испанией. Единственный еще уцелевший великий воин времен Елизаветы, сэр Уолтер Рэли, с самого начала нового царствования содержался в Тауэре по обвинению в измене. Теперь он открыл Якову I, что знает на Ориноко золотой рудник, и просил позволения отправиться туда и воспользоваться его сокровищами для короля. Приманка увлекла Якова, но он запретил нападать на земли или проливать кровь испанцев. Рэли уже много раз рисковал жизнью; он верил в свою сказку и знал, что если между Англией и Испанией начнется война, для него откроется новое поприще. Берег оказался занятым испанскими войсками; избегая прямого приказа напасть, Рэли послал своих людей на землю, где они разграбили испанский город, но не нашли золотого рудника и, разбитые, вернулись назад в унынии. Тогда смелый Рэли ухватился за новое средство: он задумал на обратном пути овладеть испанскими судами с казной и, подобно Дрейку, вскружить головы народу и королю огромной добычей; но его люди не захотели следовать за ним, и он вернулся домой, навстречу смерти. Яков I тотчас велел исполнить свой старый приговор, и смерть несчастного смельчака на эшафоте загладила обиду, нанесенную Испании.

Неудача Рэли совпала с критическим моментом в истории Германии. Религиозный мир, так долго сохранявший ее спокойствие, был нарушен в 1618 году восстанием Чехии против власти католического дома Габсбургов; а когда в 1619 году смерть императора Матвея отдала империю и престол Чехии его двоюродному брату Фердинанду, чешские вельможи объявили пре стол вакантным и избрали своим королем Фридриха, молодого курфюрста Пфальцского. Роковая вражда лютеранских и кальвинистских князей вносила рознь в среду протестантов Германии, и они надеялись, что избрание Фридриха объединит их, а чехи, выбирая в короли зятя Якова I, рассчитывали на поддержку Англии. Во всяком случае, твердая политика удержала бы Испанию от вмешательства и ограничила бы борьбу одной Германией. Но «политическое искусство», которым