Медичи потянул себя за волосы.

— Проклятие! Никогда ничего не делай, пока я не дам на это добро!

Закатив глаза, Ронго бросил блокнот на землю и ушёл.

Медичи плюхнулся на лежавшее тут же бревно и схватил себя за голову.

— Ну почему? Почему я?! — застонал он. — Такого только мать и может любить…

— Сэр, многие из нас нашли бы вас довольно привлекательным, — попыталась утешить его Мисс Атлантида.

Медичи посмотрел на неё в отчаянии.

— Я про слонёнка.

— Смотрите, она его моет! — воскликнула Милли, указывая на Миссис Джамбо, которая с помощью своего хобота засосала немного воды из лохани и теперь осторожно поливала ею спинку малыша.

— Постойте-ка, — сказал Медичи, внезапно оживляясь. — Холт!

Холт сделал шаг вперёд.

— Хочешь, чтобы я позвал ветеринара посмотреть малыша?

— Это что же, ещё один свидетель? — Медичи покачал головой. — О нет, такого нам не надо. Мы в этом Джоплине на целых две недели, и мы обещали им прекрасного малыша. Ты должен это устроить. Срок — до завтра.

Директор встал и отряхнул брюки, а Холт застыл от удивления.

— Я? Что ты имеешь в виду?

— Я начальник. Я занимаюсь распределением обязанностей, — провозгласил Медичи. — Ты смотришь за слонами. Сделай так, чтобы уши исчезли!

Холт уставился Максу вслед, пока тот легко зашагал прочь. Каким образом он мог заставить исчезнуть уши? Он повернулся к оставшимся артистам и остановил взгляд на Иване.

— И не смотри на меня! — покачал головой тот и поспешил восвояси.

Капли воды брызнули Холту в лицо: это слонёнок отряхивался после купания. Уши у него были такие огромные, что волочились по земле, тут же покрываясь пылью. Миссис Джамбо мягко затрубила и сгребла малыша в объятия.

— О-ой, — умилённо протянули Милли и Джо. Они потянулись друг к другу, и на сердце у них потеплело.

Но Холт видел только огромные уши. Как они шлёпают, как они хлопают. Уши, которые впятеро больше головы. Уши, которые действительно только мать могла бы полюбить.

РОНГО

ДЖОПЛИН, ШТАТ МИССУРИ, 1919 ГОД

При свете масляной лампы Ронго опустился на койку, держа в руках фотографию в рамке. С фотографии на него смотрел он сам в возрасте девятнадцати лет. Рослый детина стоял на строительной площадке. Подпись внизу гласила: Ронго Джонс и огромная стальная свая, которую он поднял, чтобы спасти жизнь десяти рабочим.

Репортёры вились вокруг него сутки напролёт, и все хотели узнать больше о том дне, когда Ронго поднял и держал на весу огромную тяжёлую сваю, пока прораб вытаскивал из-под неё тех, кто оказался под завалом.

«Как ты это сделал?» — спрашивали они. «Да мне просто надо было это сделать, чтобы остальные вылезли наружу. Я ни о чём таком не думал — просто поднял, и всё», — отвечал Ронго. Вообще, он всегда был крепким пареньком: таскал воду на родительской ферме, по просьбе соседей поднимал стога сена летом и осенью. Из любого соревнования с друзьями на силу он выходил победителем, хотя ему предлагали поднять всё более крупные и тяжёлые предметы. Он внушал товарищам благоговейный страх, и они подзадоривали его, а когда соревнованию наступал конец, и все расходились по домам, одобрительно хлопали его по спине. Так что, когда до его родных мест в Огайо дошла серьёзная стройка, такая работа оказалась самой что ни на есть подходящей для Ронго.

После случая со спасением рабочих в городе устроили праздник в его честь, семьи тех рабочих пригласили его к себе на обед, и даже мэр пожелал познакомится с ним, а затем вручил ему медаль за отвагу.

Но потом жизнь пошла своим чередом, и все про него забыли. Разумеется, те рабочие, что были в его бригаде, теперь всегда с ним здоровались и старались занять место поближе к нему на случай нового обвала, но на улицах его уже не узнавали — для остальных он снова стал просто безвестным трудягой.

Медичи сам его разыскал и поманил блеском славы: он пообещал Ронго тысячи верных поклонников везде, где бы он ни появился, и газетные полосы, посвящённые всем его подвигам. Ронго согласился не раздумывая, в надежде утолить свою жажду оваций.

Ну-ну! Оглядев свою палатку, Ронго задумался о том, стал бы он советовать себе тогдашнему принять предложение Медичи. Поначалу всё было великолепно — ровно так, как обещал Медичи: на каждой остановке их состава — толпы восхищённых людей, которым и дела нет до того, что он просто бедный парень из Огайо, что он чернокож или что у него кривые зубы. Всё, что им было нужно, — это его сила. Ронго тягал штанги, скручивал их узлом и подбрасывал в воздух, ловя и аккуратно кладя на место — всё с не сходящей с лица улыбкой артиста.

А затем он повредил спину, и на время Медичи предложил заменить его гири лёгкими фальшивками.

Ронго так и не вернулся к настоящим тяжестям.

Но почему же?

Потому что у него появились новые дела, вот почему. Сперва Медичи попросил его помочь с обустройством лагеря, так как несколько рабочих внезапно сбежали; затем последовало вот это: «Ты не мог бы посидеть на барабанах во время объявления номера?» — что со временем привело к тому, что теперь Ронго стал человеком-оркестром. Поскольку очень быстро выяснилось, что на расстоянии вытянутой руки бой барабанов слышен значительно громче, он обматывал голову полотенцем, чтобы звук получался приглушённым и это хоть как-то можно было вынести.

А затем, когда Медичи обнаружил у него хорошую память на числа (силач слишком уж часто обыгрывал его в карты), Ронго был назначен бухгалтером и экономом.

«Наверно, на такой должности следовало бы ожидать улучшения жилищных условий», — горько подумал Ронго, вновь оглядывая свою обветшалую палатку. Из-за прорехи в потолке койку приходилось ставить под углом, чтобы дождливыми ночами на него не капало сверху. Но опять же — никому не жилось заметно лучше, так что жаловаться было бессмысленно.

К тому же у всех теперь было несколько обязанностей. Просто в отношении Ронго Медичи как будто думал, что на такие плечи можно свалить всё подряд — или, по крайней мере, всё, что касалось хозяйства цирка. Ронго мечтал вновь заниматься своим номером силача. Может, если бы у него было время сосредоточиться на тренировках, он мог бы снова прийти в форму и поднимать настоящие тяжести.

Но сейчас ему казалось, что времени для номера не появится больше никогда. Даже наоборот: директор только подбрасывал ему новые задачи и взваливал на него ещё больше ответственности. Теперь он был ещё и завхоз! Ронго мог уследить за коробками и ящиками, но живые звери? Это уже не инвентарь. Это уже зоопарк.

Вдобавок Медичи захотел, чтобы Ронго ещё и мысли его читал? Не прошло и пяти минут после того, как он сам попросил дать объявление, как он же и разозлился на Ронго, что тот уже выполнил поручение!

Ронго попросил бы надбавки, если бы сам не следил за состоянием финансов: надбавку взять было неоткуда. С другой стороны, уйти он не мог. Не сейчас. Здесь был его дом, его семья. Так что да, юному себе Ронго сказал бы, что ему больше нигде не найти таких хороших товарищей, как здесь. Даже Макс был не так уж плох. По крайней мере, большую часть времени.