Этот весельчак, бывший командир одного из кораблей в старом Девятнадцатом, неизменно вызывал у всех только добрые дружеские чувства.

— Но мы все-таки довели то, за что взялись, до конца, — с легкой усмешкой напомнил Кэнби товарищам, когда они из душного тепла станции окунулись в декабрьский холод Манхэттена. — Пятеро парней и девять женщин благополучно отправились через половину Галактики в Мармарию. А без нас все они погибли бы.

Он покачал головой, увидев группу одетых в синие мундиры полицейских, которые выстроились вдоль тротуара, открыто изучая выходивших со станции людей.

— Если Квинн не выиграет следующие выборы, куче народу придется худо, — проговорил Кэнби уголком рта.

— Ясно как день, что копам приказано отыскивать флотских, которые видели битву своими глазами. Достаточно одного косого взгляда, и ты уже за решеткой.

— Прямой дорогой к виселице и публичной казни, — поддержал командира Келлерванд, когда все трое уже шагнули на улицу. Обернувшись, он заглянул Кэнби в глаза. — Рано или поздно до этих мерзавцев все равно дойдет, чем мы занимаемся, командир. Тогда они состряпают обвинения уже против нас — и кто будет спасать наши шкуры?

— Может быть, никто, — ответил Кэнби, глядя в глаза бывшего артиллериста. — Но речь идет совсем не о наших шкурах. Дело в том, что мы спасаем людей, которые не заслуживают смерти. Если тебя пугает риск, тогда с Легионом пора завязывать. Массе людей нужно помочь выбраться отсюда, и мы не вправе позволить себе оглядываться через плечо. Разве не так, дружище?

— Все так, — нехотя согласился Келлерванд. — Пожалуй, верно, командир.

— Значит, остаешься с нами, Ник? — спросил Кэнби, задерживаясь возле входа в подземку. Келлерванд на секунду задумался.

— Конечно, остаюсь, командир, — подтвердил он. — Надо же мне время от времени выпускать пар.

— Нам всем это нужно, — заверил его Кэнби и перевел взгляд на Мендереса:

— Как ты, Пит? Мендерес кивнул.

— Все в порядке, командир. Но, ей-богу, я отлично понимаю Ника. По мне легче схватиться с целой эскадрой кирскианских «388», чем пытаться перехитрить копов. Нет ничего хуже фанатиков от власти, особенно когда они считают, будто за ними нечто вроде Священного Писания.

Кэнби понимающе кивнул.

— Потерпите, ребята, — попросил он. — Может, нам удастся помочь Немилу Квинну выиграть выборы. Тогда будет гораздо легче.

— Если он еще будет баллотироваться, — заметил Мендерес, а затем хлопнул Кэнби по плечу и добавил:

— Мне надо успеть на поезд, командир. Я с тобой… да мы все с тобой. Если бы ты не собрал нас вместе, это пришлось бы сделать кому-нибудь другому. Не можем же мы спокойно позволить этим сволочам измываться над нами.

— Спасибо, ребята, — крикнул Кэнби им вслед. Едва он ступил на тротуар, как из входа в метро прозвенел сигнал тревоги. Одновременно потускнели замызганные фонари над лестницей, а потом снова медленно включились.

Вскоре из выхода в метро вылетели три женщины.

— Проклятая подземка, — крикнула одна из них, разминаясь с Кэнби. Какой дурак поверит в перебои с энергией?

— Никто не поверит, — отозвалась другая. — Просто эти заразы так развлекаются!

Со смехом бросившись к обочине тротуара, все три подняли и без того короткие юбки и закричали, чтобы остановить такси на воздушной подушке. В рекордно короткий срок им это удалось.

Усмехаясь, Кэнби мысленно оценил свои волосатые ноги и решил, что уж таксистов, девяносто девять процентов из которых составляли мужчины, ему таким способом точно не привлечь. Тогда он поспешил к реке, где можно было сесть на паром до Бруклина и попасть домой.

Вокруг слышался особый гул Манхэттена, почти не изменившийся с веками. Город по-прежнему растягивался в высоту, во многих из первозданных железобетонных дворцов уже никто не жил, а еще большее их число заменили более высокие сооружения, блестевшие в ясный летний день словно хрустальные. Казалось, они возносятся вверх до самых звезд.

В тот день здания скрывались во влажной сероватой дымке, раскинувшейся примерно в тысяче футов над замусоренными, заполненными такси на воздушных подушках улицами. Люди в спешке сворачивали за угол, выбрасывались на тротуары, пытаясь покончить собой, громко рекламировали свои товары, ломились в огромные и маленькие двери, бегали на высоченных каблуках, смеялись в миллион ртов и болтали на всех наречиях Галактики. Все, даже явные бездельники, казалось, куда-нибудь да спешили, словно со следующим ударом часов ожидался конец света.

Как всегда, пестрое столпотворение, изменчивое переливающееся море цвета, расплескавшееся почти в беспорядке, завораживало и взбадривало Кэнби. Все это — старое и невероятно новое — одновременно пугало и успокаивало, подавляло и веселило. Ужасно грязный старый город все-таки умудрялся сверкать в глазах Кэнби. Отрезанный от бесконечных просторов космоса, который так любил, Кэнби поселился как можно ближе к Манхэттену.

Возле Ист-ривер Кэнби повернул на юг и пошел вдоль каменной стены. За огромным корабельным парком располагался паромный док — Кэнби разглядел струйки пара и дыма, поднимавшиеся от паромов старого образца, которые по-прежнему курсировали среди развалин некогда величественных мостов. Со временем ими перестали пользоваться благодаря мириадам тоннелей, изрешетивших дно реки.

Кэнби сверился с часами — до прибытия следующего судна оставалось более часа, если, конечно, оно вышло в назначенное время. Улыбаясь, он направился вдоль медленно осыпавшейся бетонной постройки, радуясь относительной тишине. По зловонной серо-зеленой воде, ощетинившись ржавыми подъемными стрелами и механическими когтистыми лапами, пробиралась между обломками мостов огромная баржа. Рядом неторопливо дрейфовала по течению неопределенная масса из каких-то перепутанных волокон и волос. Легко шагая вдоль берега, Кэнби мысленно отбросил все уродливое, думая лишь о самой реке, о ее несломленной сути. Хотя этот великий поток почти тысячу лет служил чуть ли не сточной канавой, даже человеку не удалось подавить его дух. Кэнби любил воду так же, как космос.

Тихонько напевая что-то с закрытым ртом, он дошел до ржавых угловатых строений корабельного парка, возвышавшегося гигантской баррикадой. Кэнби улыбнулся самому себе — независимо от настроения, это место всегда наполняло его волнением. Именно здесь выставляли на продажу перед тем, как отправить на слом, старые космические корабли. За двойным ограждением из ржавой колючей проволоки и зловеще мерцающими лазерными прорезями, словно серые пальцы изуродованной ручищи великана, простирались к грязной реке длинные дряхлые причалы. В первые послевоенные годы на них теснились боевые космические корабли всевозможных конструкций. Большинство из них продали доминионам помельче или постепенно отдали на слом, но некоторое количество купили для мирных целей. Поговаривали даже, что корабли разошлись по частным торговым флотам. Как многие другие ветераны в те дни, Кэнби частенько заходил на причалы, с тоской глядя на изящные силуэты и представляя — всего лишь в мечтах, — что приобрел один из этих могучих кораблей для себя. Большинство из них выставлялось на продажу в несколько раз дешевле настоящей цены. Некоторые были по карману даже Кэнби — при условии, что он заберет все пенсионные выплаты сразу и выложит сумму полностью. К сожалению, тогда перед ним встал бы серьезный вопрос, на что жить, не говоря уже о неспособности как-то содержать свое приобретение. Поэтому Кэнби лишь предавался мечтам, а корабли постепенно убывали…