В целом люди есть, но у меня доступам к людским ресурсам нет. А строить империю нежити, сначала всех завоевав и подчинив, а уже потом использовать появившиеся людские ресурсы… Можно и так, оставлю этот вариант про запас.

Обозначив цели и задачи, в особенности обговорив защиту Тайры и Аннабель, мы ещё обсудили текущие вопросы, когда я через скелета, поставленного привратником у дверей королевы, узнал о желании Её Величества со мной поговорить.

Тайре было выделено три комнаты, плюс ноу-хау: ванная, куда подавались горячая и холодная вода и была встроена канализация. Эти апартаменты были специально созданы для высокопоставленных гостей, либо для важных пленников. Королева была и тем и другим. К моему приходу Её Величество успела привести себя в порядок, полностью смыв грязь дорог. И оказалось, что она довольно молода, где-то около двадцати лет, к тому же весьма красива.

— Как вам ваши комнаты, Ваше Величество? — спросил, изучая собеседницу.

— Вполне… Удобны…

Комнаты были выполнены с моим пониманием комфорта. Несколько веков прогресса — это не пустой звук, и потому многие простые вещи, сначала вызывающие недоумение у местных, быстро находят понимание и одобрение. Сам дизайн мебели, в котором на первую строку выведено удобство использования, а не броская роскошь, быстро подкупает неподготовленных людей. Садишься в кресло, а у тебя подстаканник под рукой, книгу есть куда положить, или поставить и читать, если устали руки, и вообще, как ни сядь — всегда будет удобно. И так во всём, я старался, обычно тратя на это ночи.

Тайра не могла не признать этого, что несколько сбило королеву с мысли.

— Я, правда, не ожидала, что буду птицей в золотой клетке.

— Именно ею вы и будете, — подтверждаю. — Не стройте иллюзий, Ваше Величество, ваша жизнь вам не принадлежит. Жизнь вашей дочери тоже. Я буду распоряжаться вами так, как сочту нужным. Впрочем, можете не волноваться, в ближайшее время вы будете живы, и я не продам вас за мешок золота. Не так дешёво, это точно.

Такой откровенной наглости Тайра не ожидала. Мне в любом случае были безразличны её чувства.

— Располагайтесь, вам предстоит проводить здесь большую часть своего времени.

Глава 9

Очередным погожим деньком ко мне приехали священники. Делегация целая, морды серьёзные, взгляды острые. Что интересно, весь десяток в чёрных (серых от дорожной пыли) рясах, никаких украшений, всё очень сдержанно. Покрутив в голове мысль о том, что мне с этими господами договариваться, решил не в тронный зал их приглашать, где я буду как властитель сидеть, а они передо мной стоять, а в зал переговоров, где мы все сядем за круглый… Не все. Все за стол не влезем, но стульями я обеспечу.

Пришли, расселись. Пятеро сели за стол, остальные вокруг. Я так понял, что говорить будут эти пятеро. Отцы Чезаре, Эньян, Гендальф, Камил и Франсуа. Перекусить с дороги я им уже предложил, гости отказались. Предложил попить, попросили воду. Ишь какие аскеты.

— Сэр Арантир, — начал деловой разговор Камил. — Брат Агнос… красочно описал ваш визит к барону Гилберту.

— Могу представить, — мрачно ответил я. — Дайте угадаю. Я сыпал оскорблениями, угрожал, стращал карами, склонял к практике некромантии?

Чезаре кивнул:

— В целом близко к тексту. Однако Отец Агнос… не вызывает у нас доверия. Он бывший жрец Илииссиада.

Произнесено было с такими интонациями, будто этот Илииссиад — покровитель лжи, наветов, поклёпов и прочего. Делаю вид, что понял, это несложно, хотя мимика у меня по-прежнему не слишком выразительная.

— Мы хотели бы услышать вашу версию, сэр Арантир, — попросил Франсуа.

О, это я могу.

— Разговора не состоялось. Барон с порога потребовал, чтобы я ползал перед ним на коленях. Не скажу, что меня это прямо оскорбило, дело в другом. Я пришёл говорить о деле, точнее, сотрудничестве, взаимовыгодном. И Гилберт, уже имея опыт общения со мной, должен был понимать и мои возможности, и мои ресурсы. Однако… новые советники барона, кроме дамы, что, как я понимаю, отвечает за управление делами и финансами, видели во мне… Кого-то, кем я не являюсь, — развожу руками. — Невозможно вести диалог, если собеседник не оставляет тебе права говорить.

Мои гости ничуть не удивились, а Камил и вовсе кивнул.

— Мы предполагали, что всё примерно так и было.

Я промолчал, но мысленно вздохнул с облегчением. С этими договариваться можно.

— Мы искренне сожалеем о случившемся, — подхватил Гендальф. — Наша церковь молода, мы быстро расширяемся, новые братья, входящие в круг посвящённых, не проходят должной проверки.

Сколько откровенности.

— Удовлетворите моё любопытство. У меня возник теологический вопрос.

Гости заинтересовались, Эньян с готовностью кивнул:

— Конечно. Что вас интересует?

— В моём окружении ранее находилась Май Сафер, маг жизни и жрица Симиры…

Эньян сразу поправил меня:

— При всём уважении, Сэр Арантир, простите, что прерываю. Госпожа Май не была магов в полном смысле этого слова. Как жрица Симиры, она действительно являлась лекарем, как проводник силы и воли своего покровителя. Однако, полагаю, заклинаний магии жизни, вне рамок лекарского искусства, в её арсенале не было. Как и общей магии?

Киваю.

— Всё верно. Она была в первую очередь лекарем.

— И вы, позволю себе предположить, видели проявления силы и воли Симиры? — продолжил Эньян.

Вновь киваю:

— Воочию.

— А теперь хотите узнать, проявляет ли свою волю Светлая Мать? — улыбнулся священник.

— Вы проницательны.

Эньян протянул руку к чаше с водой. Один взмах, лёгкое свечение, и из чаши вырос цветок. Этот фокусник толкнул чашу ко мне. Я посмотрел, потрогал цветок, заглянул внутрь. Вода, в воде корневая система.

— Что вам известно о нашей вере, Арантир? — спросил Камил.

— Что она существует, а также общие догмы и заповеди, — ответил частно. — С вашими братьями мы говорили на отвлечённые темы. О добре, о справедливости, о равенстве перед всевышней.

Отцы заулыбались.

— Вы удивительный собеседник, Арантир, — признался Чезаре. — Это вовсе не были праздные разговоры на отвлечённые темы. Наши братья посещают всех власть имущих с целью поселить в душах людей ростки добра и света. Однако оказалось, что в вашей… В вашей вотчине наше присутствие и не требуется.

— Мы были очень удивлены, когда узнали, что в вашем понимании все разумные существа равны… — подхватил Гендальф.

— Все живые существа равны, — поправил я. — Насекомые, растения животные. Все мы: обитатели этого мира. Все мы живём, все умираем.

Гости удивились.

— Но… Мы не отрицаем этого, однако мы едим животных. Убиваем и едим. Как вы к этому относитесь?

— В живой природе хищники охотятся на травоядных, а травоядные едят растения. А после смерти мёртвые тела поедают насекомые. Это естественный порядок вещей. Человек, или иное разумное существо, может вырастить, а затем убить барашка, чтобы прокормить себя и свою семью. В этом не будет зла или жестокости. В моём понимании охота ради пропитания — естественна. Охота ради развлечения — порочна, жестока. Так что, в вашем понимании, не так с моими взглядами на жизнь?

Священники переглянулись.

— Как раз наоборот, Арантир. Как это ни странно, нам очень близки ваши взгляды. Мы были удивлены, узнав, что вы не только на словах, но и на деле воплощаете их в жизни. Несмотря на формальную иерархию, ваши люди верят, что не станут жертвой случайной вспышки злости, как это бывает в других местах.

Мысленно хмыкаю. Пока эти парни — молодцы. Христианская вера моего мира, в годы своего начала, тоже была насквозь правильной и справедливой, вот без дураков. Тысячелетия существования, конечно, сильно подпортили все ветви христианства, порой извратив изначальную идею до неузнаваемости, но свою роль, положительную роль, в развитии человечества вера (все религии) сыграла. Факт есть факт. Эти ребята могут быть искренними воплощениями святости, могут быть прагматичными людьми с принципами, могут искренне продвигать идеи равенства и братства. Когда этот позитивный импульс иссякнет? Через десять лет? Через сто?

Впрочем, я им про всякие хорошие вещи могу многое рассказать, от концепции гуманизма они наверняка в экстаз придут. Тоже ведь в своей основе правильная и добрая вещь. Однако и гуманизм — инструмент, и в плохих руках его можно использовать в таком извращённом формате, что отцы-основатели в могилах вращаться будут.

— Мы говорили о вашей церкви, — напоминаю, кивая на цветок в горшке. — И о том,