спокойное, едва слышное, но безумно горячее дыхание, которое ложится жаркими выдохами на мою макушку.

— Ты…

На плечи опускаются его ладони.

— Маленькая дикая Белка.

Дан наклоняется и выдыхает на ухо.

— Но кончать тебе нравится. Очень… Сегодня повторим.

— Нет… — шепчу.

— Повторим и продолжим. Понравилось, как разминаешь орехи. С восторгом. Может, с таким же восторгом мне их полижешь? Подскажу пару фокусов. Применишь…

Я и просто никому лизать не умею и во рту такое держать — тоже. Какие фокусы, дядя? С ума сошел!

— Не стоит.

— Здесь я решаю.

Пальцы скользят немного ниже. С удивлением отмечаю, что Дан садится у моих ног, присев на корточки, скользит ладонями всюду и с удовольствием гладит мои ноги.

Потом тянет вниз шортики и просовывает палец под резинку трусиков.

— Сделаю тебя мокрой, сама снять захочешь…

— Я не закончила тренировку! — цепляюсь за резинку трусов.

Это так глупо, ведь он поглаживает меня снизу, просто сдвинув трусы в сторону.

— Главное, чтобы кончила хорошенько!

Через миг он легонько ударяет меня по ногам, под коленкой. Но так, что ноги подгибаются, и я чуть не грохнулась.

Упала прямиком в его расставленные руки.

Дан быстро меняет позу, садится сам и быстро стягивает с меня трусы, швырнув их в сторону.

— Ай-яй. Ты…

Мои ноги широко расставлены, а оголенная промежность касается хлопковых мужских брюк, которые выдаются вперед мощным бугром.

И на этой горе он меня деловито размещает, качнув бедрами.

— Хватит!

Новый толчок разжигает во мне противоречивые эмоции. Домогательства слишком наглые, но не пугающие.

То есть, я опасаюсь, но не умираю от страха.

Насторожена, но не перепугана до смерти.

Взбудоражена и…

— Возбужденная Белочка… — мужские пальцы стискивают грудь, пальцы мнут отозвавшиеся соски. — Всю ночь на твой зад пялился.

— На мой зад?

— Ты светила им из-под одеяла!

— Не может этого быть.

Дан цепляет зубами мое ухо, теребит его языком, проходясь по сверхчувствительным точкам:

— Пару раз словил соблазн пристроиться…

— Не надо, — выдыхаю изменившимся голосом.

Оставив одну руку сминать мои груди по очереди, пальцы второй руки Дан коварно опускает на мой лобок и дотрагивается до клитора.

— Небольшой аванс удовольствия. Попробуем зайти со стороны поощрения. Будешь умницей?

Глава 12

Ника

— Прекрати! — зажмуриваюсь.

Совладать с громилой нет никакой возможности, но вдруг есть возможность, что он… прислушается?!

— Плохая идея.

— Очень плохая?

Пальцы Дана неспешно ласкают меня между ног.

— Подними руки, — командует он. — Или подними майку так, чтобы я их видел. Видел твои сиськи.

— Ты сам приказал надеть эту майку.

— Ты надела. Я оценил твое послушание.

Придвинувшись, он обхватывает мой подбородок, куснув его.

— Белочка поддается дрессировке. Как не поощрить такую умницу с мокрой, возбужденной щелочкой?

— Я не… Не… Мокрая.

— Раскрой глаза и посмотри, какой беспредел ты устроила на моих светлых брюках. Посмотри!

Власти в его голосе сложно сопротивляться. Ко всему прочему, внутри меня живет противоречивое желание доказать Дану, что он не прав.

Он не прав: я не мокрая, я не возбужденная.

Секс — это отвратительно, и никто меня в этом не переубедит.

Но когда под нажимом пальцев Дана, немного опустивших мое лицо вниз, я распахиваю на миг глаза, то вижу темную дорожку влаги на песчаных льняных брюках мужчины.

— Твои следы. Твои мокрые, скользкие следы, Белка.

— Наверное, я чуть-чуть описалась, — возражаю глупо и лицо горит еще сильнее от стыда.

— Твое упрямство достойно того, чтобы им занялись хорошенько. Плотно.

Его губы касаются моего уха, а руки скользят вверх по голым бедрам, слегка дергая меня за майку.

— Ты привлекала мое внимание. Как ни что другое в последнее время.

— И что это значит?

— Не отпущу, пока не получу все.

— Все?

— Все, что хочу.

— И что же это?

Дан улыбается жутко. Это больше похоже на кровожадный оскал зверя, который решил, что будет осаждать свою добычу. Но после его ухмылки у меня между ног становится влажно и жарко.

— Каждый твой сантиметр, — хрипло шепчет он. — Каждый сантиметр твоего тела будет дрожать от наслаждения.

Твердые мужские губы касаются моего уха, я с трудом заставляю меня сдержать стон.

Мы так близко. Я чувствую его запах. Он пахнет свежо и пряно, мощно и в то же время тонко. Будоражит обоняние мускусными нотками разгоряченной кожи. Его аромат дразнит меня, от его грубой силы и уверенности которую Дан излучает, покалывает все тело. И голова… Она кружится, будто наполнена сладким ядовитым дурманом.

— А если я откажусь?

— Это ничего не изменит.

Он сообщает это спокойным, уверенным голосом, и мы оба знаем, понимаем, что будет именно так.

Есть в нем какая-то уверенность и несокрушимость. Его слово — камень. Его слово — действие.

— У меня все болит. Болит после вчерашнего, — решаю еще немного схитрить.

— Тело болит?

Его большие ладони прогуливаются по всему моему телу. Он гладит спину, талию, спускается к заднице, сжимая ее, потом скользит ладонями вверх и стискивает грудь, накрыв ладонями с двух сторон.

Большие пальцы Дана поглаживают затвердевшие соски по кругу, неспешно.

Между бедер все сводит от потребности, чтобы это продолжилось и прекратилось, снова продолжилось, и снова прекратилось.

Сумасшествие какое-то!

— Да, ты напряжена. Думаю, с этим надо что-то делать. Но не сейчас. Очевидно, сейчас у тебя все мысли о предыдущем дне. О нашем завтраке, — снова накрывает мой подбородок, куснув, ввсасывает кожу.

Вторая рука вновь опускается. Пальцы скользят по внутренней стороне бедра. Движутся вдоль опасной линии, не прикасаются к пульсирующей точке.

Но изводят…

Нет прямых касаний, и от этого должно быть легче.

Но всякий раз, когда его пальцы так близко, так чувственно скользят, меня сжимает и накаляет, тело распаляется еще больше, и в очередном заходе, очевидно, просто сойдя с ума, я начинаю ерзать, и его пальцы чуть-чуть меня задевают.

Мгновенно рождается искорка, стон рвется с губ.

Глаза закатываются от удовольствия.

И от стыда.

От щемящего стеснения.

Боже, больше так не буду. Нет, не буду…

Но очередное касание. Его пальцы замирают, просто замирают на чувствительном, разгоряченном узелке плоти и ничего не делают. Совершенно.

Сбрендивший пульс со всего тела скатывается и стремится комком именно туда, в ту самую точку, где нагло прижатые мужские