безумным прозвали. Видать, не зря.

Бродяга кивнул.

– А ты – Элиза Старраг[2], и я видел тебя в висах судьбы.

– И что же ты видел там?

– А этого я тебе не скажу. Поскольку судьба озвученная может счесть себя сбывшейся и начать меняться. А меньше всего я хочу, чтобы ты, моя драгоценная, не сбылась.

Поэт поцеловал ее в лоб, и Элиза ошарашенно позволила ему это сделать, хотя никто другой так близко бы просто никогда к ней не подошел.

А потом встал, как ни в чем не бывало, поставил бокал на ближайший стол, сунул ноги в ботинки – и был таков.

Элиза тяжело вздохнула.

Кеннинги, значит.

Висы.

Безумный МакГанн, предсказатель, вор и убийца, вернулся в Элдер Гроув в канун Бельтайна, и это, конечно же, не случайность.

В судьбу Элиза не верила. Она ее творила всеми возможными средствами и никогда не допускала хоть малейшей осечки.

МакГанн – одна сплошная неизвестная переменная. И это вызывало забытое уже чувство глубоко в груди. Чувство, собирающееся в точке между страхом и предвкушением.

Потому Элиза торопливо накинула на дверь щеколду, перевернула табличку надписью «Закрыто» и поспешила наверх, туда, где ждали ее верные помощники – карты.

Выходило второе гадание за день.

Кофейной гуще Элиза обычно доверяла, и не то чтобы требовались перекрестные гадания, как у некоторых ведьм: здесь гущу проверим на картах, карты на рунах, а руны на тесте из Интернета, ведь в критических ситуациях все средства хороши. Элиза над ними обычно смеялась, а сегодня сама оказалась такой.

Пока задумчиво мешала колоду, нет-нет да и посматривала на телефон. Молчал. Мать, видимо, еще не добралась проверить, она про телефон редко вспоминала, да и к чему он ей, когда любая птица расскажет новости быстрее и достоверней? Матери игры в людей давно надоели, это Элиза все никак, по ее мнению, не наиграется.

Вытащила три карты.

По одной – на проверку утренних предсказаний. Встреча опасная. Две дороги. Пламя до небес.

Вытащила – и глазам не поверила: на всех трех картах одно и то же колесо судьбы мчится, десятый аркан. Но не было у нее в колоде трех одинаковых карт и быть не могло! Личные карты Элизы – старые, потертые, еще от прабабки переходящие в семье от ведьмы к ведьме, давно изученные, проверенные, местами даже крапленные временем…

Не могло такого быть!

Элиза моргнула, но колеса не исчезли.

Потянулась зачарованно к телефону, сфотографировала расклад и кинула отправляться матери. Утреннее сообщение лежало непрочитанным.

Три колеса фортуны все так же мчались Элизе навстречу.

– Тачка какая-то, – пробормотала она вслух. – У чего еще три колеса есть?

Представив встающую у нее на пути гигантскую тачку, объятую огнем, нервно рассмеялась.

Стало быть, вот оно как.

Колесо фортуны – аркан капризный. Летит себе по линиям жизни да судьбу на себя наматывает.

Перемены. Всегда перемены. Элиза ненавидела перемены, ненавидела проклятое колесо, она только осела в Элдер Гроуве, только начала налаживать свой простой ведьминский быт, как снова придется вставать на крыло.

Было бы из-за кого…

Выходит, что было. Из-за рыжего, зеленоглазого, на кота похожего МакГанна по прозвищу Поэт, что явился на порог, как званый – бузиною званный – гость.

Вот и выходит, что судьбу надо в свои руки брать и менять, или она сама возьмет и поменяется, да только как прежде не будет.

Бельтайн, поворотное время, время лихих событий…

Элиза бросила взгляд в окно.

На площади сновали девушки и юноши, то и дело подкладывая дубовые ветки в майский костер – больше, больше! Полыхать будет…

До небес.

Ох.

Вот оно что.

Элиза нахмурилась. Потом встала, смела одной рукой карты в колоду, колоду убрала в шкатулку и торопливо вышла на балкон.

Вот оно что. Костер. Бельтайнский костер, призванный отогнать тьму и впустить в мир свет. Что-то крылось здесь, что-то, что она не могла уловить…

Взгляд уперся в башню – МакГанн, МакГанн, выгнали тебя из башни, как зайца из избушки, выкурили, а кто теперь поселился там, что за лиса?

Элиза поняла, что для того, чтобы схватить колесо и направить куда ей нужно, придется кое в чем разобраться.

Никогда прежде прошлое безумца МакГанна ее не интересовало, как и истории всех прочих горожан, а теперь поди ж ты.

Поищи, расспроси, разыщи, торопись, Элиза, только времени у тебя – до заката…

Элиза торопливо накинула на плечи легкую рубашку и выскочила из лимонадной. Улицы потихоньку снова наполнялись людьми, но уж переживут еще часок без лимонада. Элиза не обеднеет.

Первым делом она, конечно, на площадь пошла – ноги сами понесли. Там на углу стояла букинистическая лавка, и хозяин, старый седой Кон Маккиннон, знал все про всех. Вот к нему и стоило в первую очередь идти.

– Элиза, Элиза! – закричали юноши и девушки, увидев, что она вышла на площадь. – Иди с нами собирать костер!

– Пока не могу, – улыбнулась она. – Но, может быть, позже!

Костер уже поднимался на высоту заброшенной башни МакГанна.

– Элиза! – закричал старик-плотник при виде нее. – Приходи украшать майское дерево!

– Потом, потом, – отмахнулась она.

Лент на майском древе было уже так много, что солнце не находило себе пути между ними и застревало, подсвечивая изнутри.

Ведьма быстро пересекла площадь, пока еще кто-то не вздумал ее окликнуть, и скользнула внутрь полуоткрытой двери с табличкой «букинист».

– Элиза, какой сюрприз! – распахнул объятия Маккиннон. – Не часто увидишь тебя за пределами лимонадной!

– Что поделать, дни стоят жаркие, всем нужен лимонад, – Элиза расцеловала добродушного старика в щеки.

– Ты ведь по делу зашла? – прищурившись, спросил он. – Не верю я, что ты просто так бродишь по магазинам.

– Все-то вы знаете, – шутливо погрозила пальцем. – Я спросить кое-что хотела.

Она села прямо на стопку книг и закинула ногу на ногу.

– Вы же давно здесь живете и всех знаете?

– Допустим, это так, – усмехнулся букинист и отошел в сторонку.

Там, на старой плитке, уже почти закипел чайник.

– И Поэта МакГанна знаете?

– Знаю его, как не знать.

Пока Маккиннон заваривал чай, Элиза рассказала об утренней встрече с МакГанном. Букинист слушал и изредка покачивал седой головой.

– Вернулся, значит, – резюмировал он. – В опасное время вернулся. Не шутки все это.

– Почему в опасное? – спросила Элиза, отпивая из глиняной чашки.

Чай был крепкий, черный и отдавал травами и осенними ягодами, совсем не бельтайнский чай.

– Потому что пропал Поэт аккурат на Самайн. Сама понимаешь, какие слухи по городу ходили.

– А что вообще произошло тогда?

Букинист пожевал губами, глядя куда-то в пространство, поверх ее головы, и пробормотал:

– Произошло… Произошло, что в Самайн происходить должно, то и случилось… – и продолжил более окрепшим голосом: – Это тебе не у меня надо спрашивать. Тебе все расскажет мельникова дочка, Джейн Кирк, она нынче владелица хлебной лавки.

Элиза кивнула.

– А как зовут МакГанна? Не Поэтом же, в самом деле.

– Томасом и зовут, – хмыкнул букинист и вдруг подмигнул.

Ведьма едва не расхохоталась.

Что за клубок судьбы.

Томас, значит. И Джейн.

И в Самайн, значит, произошло.

Вор и убийца, сурово напомнила она самой себе. Потому разобраться надо в том, что произошло на самом деле, а не в древних балладах.

Но из дома букиниста вышла, напевая себе под нос:

Над быстрой речкой верный ТомПрилег с дороги отдохнуть.Глядит: красавица верхомК воде по склону держит путь…[3]

И настолько привязалась к ней мелодия шотландской баллады, что перестать напевать уже не получалось.

– У нас тут, конечно, не речка, а одно название, – веселилась Элиза. – Но какой городок, такие и легенды!

С легендами все обстояло непросто – вся эта история о Томасе Рифмаче, она же не просто так возникла и укоренилась в народных сердцах, что стала во всем мире ярким зеленым знаменем историй о фэйри.

Для кого-то – предостережением, а для кого-то – сладкой приманкой…

Только корни ее уходили далеко в прошлое, в земли шотландского Эркельдуна. И Томас Рифмач, по фамилии Лермонт, – персонаж не мифический, а вполне себе существующий.

Если так посмотреть, то от Элдер Гроува до Эркельдуна рукой подать.

– Да нет же, – вслух произнесла Элиза и сама себе ответила: – Да почему нет?

Ей ли, потомственной ведьме, не знать, что в жизни всякое случается.

Задержалась у лавки со сладостями, купила пару печеных яблок и пошла через всю площадь к хлебной лавке – ловить лису.

Джейн в самом деле напоминала лису.

Рыжая, с волосами чуть ли не до колена, заплетенными в хитроумные косы, с руками по локоть в муке и с веснушачьей россыпью на белом лице. Много тут рыжих, сразу видно – земля любима дивным народцем.

Табличка на двери пекарни гласила, что хозяйничает здесь Джейн Кирк и что она здесь единственная хозяйка. Элиза знала, что та никогда не была замужем, но никогда не задумывалась, почему.

А выходит, стоило бы задуматься.

Вошла, поставила кулек с печеными яблоками на прилавок и широко улыбнулась:

– Привет, Джейн.

Джейн недружелюбно на нее посмотрела.

– Привет-привет, что пришла, ведьма? Смотри, для тебя костер собирают.

Элиза знала: Джейн ее недолюбливает, сторонится и никогда не заходит за лимонадом. Она была из тех, кто считал, что, пока в городе не было ведьм, жилось намного лучше.

– Поговорить зашла. И хлеба купить свежего.

– Нечасто ты ешь хлеб,