Ровно через две недели после отправки запроса из Америки пришло письмо. Трясущимися руками Николас распечатал конверт и на глазах у отца и друга прочитал ответ. Молчание продолжалось так долго, что Алекс всерьез испугался отказа. Генерал приезжал почти три недели назад, и угроза трудового лагеря или чего-то более страшного возрастала с каждым днем. «Братья Ринглинг» действительно оставались последней надеждой. Наконец Николас опустил листок и потрясенно прошептал:

– Бог мой, они нас берут. Готовы предоставить все необходимое и даже выдать солидный аванс. Можно ехать.

По щекам его потекли слезы. Алекс издал боевой клич и крепко обнял друга. Пауль тоже заплакал. Новость принесла и радость избавления, и горечь утраты. Да, появилась надежда на спасение, но в то же время предстояло навсегда покинуть Германию, причем как можно скорее. Времени оставалось в обрез.

Пауль быстро совладал с нервами, поздравил сына с победой и заявил, что немедленно закажет билеты на пароход. Удалился, чтобы сделать несколько важных телефонных звонков, а через полчаса вернулся и сообщил, что забронировал две кабины первого класса на роскошном океанском лайнере «Бремен», который должен отправиться в Нью-Йорк через четыре дня. Капитан готов принять контейнер с лошадьми в грузовой отсек, но хозяевам придется самим ухаживать за животными. Скорее всего этому роскошному путешествию предстояло стать последним на много-много лет вперед, а возможно, и навсегда. Трудно сказать, когда им удастся вернуться на родину и удастся ли вообще. Радость то и дело сменялась печалью, а возбуждение граничило с отчаянием. А когда Николас объявил мальчикам о скором отъезде, все снова заплакали.

Последние четыре дня перед разлукой семьи провели вместе. Алекс не терял ни минуты и безжалостно тренировал будущих артистов. Старания мастера не прошли даром: накануне отъезда фон Бингены представляли собой вполне профессиональную цирковую команду. Пауль, Алекс и Марианна собирались проводить путешественников до парохода. Предстояло поездом доехать до порта Борнховена – через Нюрнберг и Ганновер, а там погрузить лошадей и подняться на борт самим. В последний вечер в Шлосс-Альтенберг состоялся прощальный ужин. Прекрасная еда сопровождалась множеством эмоциональных тостов, минутами грустного молчания и бесконечным потоком слез. Только Лукас пребывал в состоянии радостного ожидания и возбуждения – в свои шесть лет он еще не понимал, что вряд ли когда-нибудь вернется домой.

Документы были готовы, Пауль заплатил эмиграционный налог, а благодаря генералу рейх выдал разрешение на выезд. Власти с нескрываемым удовлетворением выпускали из Германии неугодных граждан. Для них в стране становилось тремя евреями меньше, что вполне соответствовало государственному плану: или заставить людей эмигрировать, или лишить всех прав и превратить в преступников. Гитлер целенаправленно «очищал Германию от евреев», а Николас и его дети неожиданно попали в жестокий капкан.

Все шестеро молча смотрели, как грузили в поезд контейнер с лошадьми, а потом так же молча поднялись в вагон и заняли свои места. Говорить было не о чем, все высказали вчера: надежды и мечты, сожаления и опасения, тревоги и боль разлуки. Пассажиры смотрели в окно, Марианна с Тобиасом крепко держались за руки и с трудом сдерживали слезы. Когда поезд остановился на вокзале Борнховена, у Николаса застрял в горле комок, а Алекс пошел вместе с ним проверить, как контейнер перегрузят на корабль: оба страшно боялись, что контейнер сорвется с крана. Но вот контейнер аккуратно опустился на палубу, и в этот момент Николас с особой ясностью понял, что сделал для него Алекс, придумав невероятный план спасения и подарив лошадей. Новая жизнь, свобода и безопасность – вот чем он обязан другу. Хотелось верить, что когда-нибудь удастся достойно отблагодарить его, но разве это возможно? Алекс избавил от страшной судьбы и подарил будущее. Николас прошептал слова признательности, они обнялись, и каждый мысленно спросил себя, не в последний ли раз.

Когда лошадей благополучно погрузили на корабль, дружная компания снова собралась вместе. Пассажиры и провожающие не спеша поднимались на палубу, чтобы прогуляться и посмотреть каюты, однако Николасу не хотелось уходить с пристани. Он проводил на родной земле последние минуты, а взойти по трапу означало навсегда потерять все, что знал и любил. Особенно тревожила мысль об одиночестве отца. Он повернулся и заговорил очень тихо, чтобы не услышали окружающие:

– Может быть, все-таки приедешь в Америку, папа? Пожалуйста! Так не хочется оставлять тебя здесь! Будешь работать в цирке вместе с нами. Уверен, что тебе тоже окажут финансовую поддержку. – Пауль вполне мог отправиться на следующем пароходе: ему опасность не грозила, так что можно было спокойно собраться. Однако отец горестно покачал головой и взглянул полными боли глазами.

– Пойми, сынок, не могу. Не имею права бросить поместье, ведь нужно сохранить наследие предков для тебя и твоих детей. На Третий рейх надеяться нельзя. Похоже, что власти поставили целью разрушить страну до основания. Хочется сберечь хотя бы малую ее часть, чтобы при первой же возможности передать вам. – Чувство ответственности, долг перед предками и потомками удерживали Пауля на родине, однако сердце отправлялось в далекий путь вместе с Николасом, Тобиасом и Лукасом. После их отъезда в Германии не оставалось ничего родного, кроме самой земли. Отныне Пауль превращался в хранителя собственности – иного смысла жизнь не имела. Прощание с сыном и внуками причиняло невыносимые страдания. Хорошо, что год назад они с Николасом приняли меры, чтобы освободить Тобиаса от вступления в гитлерюгенд – молодежную фашистскую организацию. Знакомый доктор выдал письменное заключение о том, что юноша страдает астмой и не в состоянии посещать многолюдные собрания. Пауль решительно отказывался иметь хотя бы что-то общее с фашистским государством и уж тем более ни за что бы не согласился отдать Гитлеру собственных внуков. Ну а теперь он ненавидел нацистов еще яростнее за то, что те выгнали с родной земли сына и внуков.

– Буду очень скучать, папа, – тихо проговорил Николас. Вместо ответа Пауль опустил глаза: говорить он не мог. Разве найдутся на свете слова, способные выразить страдания покинутого отца?

Несколько минут они стояли в молчании, пока не подошел Алекс.

– Хочу проверить лошадей, – озабоченно пояснил он. В контейнере находились восемь животных: Плуто, Нина и шесть арабских скакунов – два жеребца и четыре кобылы. Рачительный хозяин считал необходимым удостовериться, что все они благополучно перенесли железнодорожное путешествие и погрузку на корабль. Следовало собственными глазами убедиться, что все здоровы и относительно спокойны, хотя перемены не могли пройти безболезненно. Алекс самым подробным образом проинструктировал Николаса и мальчиков, снабдил своих питомцев яркой упряжью, чтобы те выглядели еще красивее, а вот деньги так и не взял. Николас понимал, что никогда в жизни не сможет совершить поступок столь же щедрый и благородный; ответить он мог только вечной любовью и преданностью – чувствами, которые питал к другу с детства. Прощание доставило мучительную боль обоим.

Один лишь Лукас пребывал в радостном расположении духа. Живому, любознательному мальчику не терпелось исследовать каждый уголок огромного лайнера, однако Николас велел подождать до отправления. Они с Алексом прошли к лошадям: животные немного нервничали, но в целом чувствовали себя хорошо. Алекс заверил, что скоро они успокоятся, привыкнут к новой обстановке и прекрасно перенесут долгое морское путешествие.