– А мы будем купаться в бассейне, папа? – с надеждой спросил Лукас, и Николас кивнул. Общение с детьми отвлекало от мрачных мыслей; хотелось, чтобы морское путешествие запомнилось им как счастливое время – возможно, последнее перед вступлением в неизвестность.

Мальчики пошли в кино, а Николас остался на палубе, продолжая прогуливаться и не забывая регулярно навещать лошадей. Когда же наступило время чая, он вошел в салон, где пассажирам первого класса предлагался богатый буфет. Еда на корабле заслуженно славилась разнообразием и высоким качеством, однако аппетита не было. Единственное, чего хотелось, – это горячего чая. Правда, за ним последовала изрядная порция крепкого солодового виски.

– Насколько могу судить, вы везете контейнер с арабскими лошадьми, – с интересом заметил один из пассажиров. Представился он как американец из штата Кентукки и рассказал, что сам владеет конюшней, а в Германию ездил, чтобы купить несколько гунтеров и двух скаковых лошадей: они отправятся на другом пароходе в сопровождении специально нанятых тренеров. Звали нового знакомого Богарт Томпсон.

– Куда вы их везете? – поинтересовался мистер Томпсон с протяжным южным акцентом, который фон Бинген с трудом понимал. Он привык к строгим британским интонациям, а не к американскому произволу.

– Во Флориду, – лаконично ответил Николас, и собеседник почтительно кивнул. Перевозка за океан восьми лошадей арабской породы свидетельствовала об огромном богатстве.

– Ехать вместе с ними – мудрое решение, – похвалил новый знакомый. – Можно самому наблюдать, как животные чувствуют себя во время путешествия. Был бы рад когда-нибудь взглянуть, – предложил он вежливо. Николас кивнул и с удовольствием пригубил виски. Напиток приятно согревал и дарил успокоение после трудного, наполненного бурными переживаниями дня.

– Разумеется, – любезно согласился он и небрежно добавил, не уверенный, что собеседник знает, о чем речь: – Вот только аравийцев там всего шесть, а еще двое – липицианы.

– О боже! – ошеломленно воскликнул американец. – Вот кого я хотел бы увидеть! Вы везете их, чтобы показывать?

Николас криво усмехнулся и кивнул. Он вез их, чтобы «показывать» в цирке. Известие наверняка шокировало бы Томпсона своей вульгарностью.

– С удовольствием предоставлю вам возможность взглянуть, – пообещал Николас, и, весьма довольный, американец ушел, чтобы разыскать жену, которую оставил в роскошном корабельном бутике.

После кино Тобиас и Лукас нашли отца в каюте. Все трое отправились купаться в бассейне, а потом, прежде чем переодеться к обеду, Николасу вместе со старшим сыном пришлось чистить стойла. Подобной работой он занимался только в детстве и юности, однако сейчас она вовсе не показалась ни трудной, ни отвратительной. Напротив, близкое общение с лошадьми наполнило теплым чувством сопричастности. Особенно ласково вел себя Плуто: белоснежный красавец тыкался мордой всякий раз, когда хозяин проходил мимо, словно хотел поздороваться. Нина выглядела крайне расстроенной. Аравийцы тоже нервничали, но в целом чувствовали себя неплохо. Главное, что все лошади нормально ели и пили.

Закончив работу и ликвидировав навоз согласно корабельной инструкции, Николас и Тобиас вернулись в каюты, чтобы принять ванну и переодеться. Этикет требовал явиться к обеду в парадном костюме. Не касалось это только Лукаса, которому предстояло обедать в каюте под присмотром стюарда. Мальчик был еще слишком мал для торжественного выхода, да и сидеть вместе со взрослыми ему было бы скучно, тем более что стюард пообещал снова отвести его в собачий загон. По словам Лукаса, на корабле собралось множество собак. Сами они везли только лошадей.

Николаса и Тобиаса пригласили за капитанский стол. Гости заняли свои места и представились. Среди соседей оказалась гламурного вида пара из Берлина: супруг принадлежал к известной банковской семье и собирался навестить родственников в Нью-Йорке. Довольно известная немецкая актриса рассматривала Николаса с нескрываемым интересом, однако он предпочел не заметить откровенного призыва, тем более что дама была лет на двадцать старше его и слишком много пила. Дальше сидели супруги из Италии, британский писатель, чье имя Николас слышал, но книг не читал, и прелестная француженка по имени Моник: первым делом она упомянула о своем вдовстве. Муж ее был немцем и владел замком в Тироле. Дальше сидели две пары из Германии – судя по всему, очень богатые, но при этом совсем не интересные.

После обеда все поднялись на верхнюю палубу в один из баров, чтобы продолжить вечер с кофе, крепкими напитками и сигарами. Заиграл оркестр, и начались танцы. Тобиас сразу попросил разрешения уйти, и отец не стал его удерживать. Сам же он пригласил на танец Моник и продолжал танцевать даже после того, как капитан и некоторые из гостей ушли. В баре оставалось множество пассажиров, царило приподнятое, оживленное настроение. Несмотря на тяжкие переживания, Николас с удовольствием беседовал с очаровательной французской вдовой, которая не только была хороша собой, но и прекрасно танцевала. Его не оставляло странное ощущение: все происходящее казалось нереальным, а сам он словно повис между двух миров. На несколько мгновений удавалось погрузиться в царившую на корабле атмосферу роскоши и притвориться, что ничего не случилось. Однако правда давила болезненным грузом, и забыться удавалось только с помощью виски. Молодая француженка почувствовала его душевный разлад, однако прямых вопросов задавать не стала.

– Едете в Америку, чтобы навестить друзей? – деликатно осведомилась она, и Николас кивнул. Он вовсе не собирался объяснять, что вместе с сыновьями намерен поступить на работу в цирк, а родину покинул ради спасения жизни. – И я тоже, – продолжила Моник, вздохнув. – В Германии стало так скучно: только митинги, марши и речи. Муж умер полгода назад, вот я и решила навестить сестру. Она живет в Бостоне вместе с супругом, очень довольна. Поженились они в прошлом году и сейчас ожидают первого ребенка.

Еще Моник рассказала, что ее замок расположен неподалеку от Мюнхена, а детей у нее нет. Судя по количеству драгоценностей, супруг оставил после себя щедрое наследство. Во время танца она упомянула, что он был на сорок лет старше, а самой ей Николас не дал бы больше тридцати.

Моник была восхитительна. Они станцевали несколько вальсов и фокстротов, но особенно сильное впечатление она произвела в танго. Пара выглядела потрясающе, и многие даже перестали танцевать, чтобы посмотреть. Потом Николас и Моник долго смеялись. Не оставалось сомнений, что она находила его весьма привлекательным. Он был о ней того же мнения, однако не имел ни склонности, ни возможности затевать корабельный роман. Жизнь разбилась вдребезги, и делить осколки с посторонним человеком было бы непорядочно, хотя Моник и давала понять, что готова на большее. Они долго беседовали, а в два часа ночи он проводил ее до каюты и на прощание услышал, что вечер прошел чудесно.

– Мне наше общение тоже очень понравилось, – с улыбкой ответил Николас. Он не ожидал, что тяжелый день закончится настолько приятно, но Моник вернула радость жизни. К тому же он всегда любил танцевать и танцевал прекрасно.