невеселыми мыслями, я не обращал на них внимания. Тем более, что сидел я со слегка опущенной головой, положив подбородок на ладонь правой руки, локоть которой упирался в колено, точь-в-точь, как «Христос в пустыне» на известной картине Крамского.

Но вот в поле моего зрения попали две пары до блеска начищенных сапог. Они шагали в ряд, не спеша. Правый, самый близкий ко мне сапог, был приметен тем, что на нем, в отличие от других трех, возле носка, виднелась маленькая, не больше копейки, заплаточка.

Сапоги прошли передо мной раз, потом так же не спеша продефилировали обратно. Теперь, не поднимая головы, я невольно стал наблюдать за ними. Я был почти уверен, что эти сапоги принадлежат военным.

Я сидел и ждал, не появятся ли они снова.

И они появились.

Поравнявшись со мной, сапоги повернулись ко мне носками, и в эту же секунду раздалось легкое покашливание.

Я поднял голову: передо мной стояли два молодых сержанта… милиции. Один худощавый, с живой лукавинкой в серых глазах — ему-то как раз и принадлежал правый сапог с крохотной заплаткой. Другой был коренастый, с крупным добродушным лицом.

Увидев блюстителей порядка, я закипел было от гнева, но, овладев собой, принял равнодушный вид.

«Как бы еще не забрали, — подумал я. — Только этого не хватало!» Очевидно, милицию ввел в заблуждение мой багаж и мой не совсем обычный вид: цыганское лицо, курчавая бородка, а главное — чемодан…

— Позвольте узнать, — приветливо козырнул сержант с заплаткой на сапоге, — что в чемоданчике?

— Откровенно? — спросил я с таинственным видом заговорщика.

— Ну, а как же? — ответили сержанты.

— А мне ничего не будет?

Сержанты переглянулись, как бы спрашивая друг друга: всерьез я говорю или прикидываюсь простачком?

— Там видно будет.

— Да! Посмотрим… — уклонились они от прямого ответа.

— Ну так и быть, скажу: в чемодане… киевская колбаса.

После этих слов сержанты повеселели — куда и строгость девалась!

— Очень хорошо, — сказал один из них, — пойдемте-ка в отделение.

— Пожалуйста! — согласился я. — Другой бы возражать стал, а я не могу: характер мягкий.

Сержанты вновь стали серьезными. Мой тон и моя шутка им явно не понравились.

— Разговорчики! — прикрикнул на меня коренастый. — Берите чемодан, а мы возьмем рюкзак.

— Можете носильщика нанять…

— Гражданин! — строго сказал сержант с заплаточкой на сапоге. — Кончайте острить! Так будет лучше… Для вас.

Пришли в отделение. Скромное, почти тесное помещение. Две скамейки по сторонам. За решетчатой перегородкой дежурный капитан пил чай и закусывал бутербродом с колбасой. В помещении стоял такой соблазнительный, такой вкусный, такой аппетитный колбасный запах, что я тут же, как только его учуял, непроизвольно несколько раз сделал глотательное движение.

Худощавый, выступив вперед, бодро доложил:

— Товарищ капитан! Задержан гражданин, промышляющий колбасой. Вот он, голубчик, полюбуйтесь на него.

Дежурный подошел к барьеру и, посверлив меня острыми голубыми глазами, обратился к своим помощникам:

— Чемодан вскрывали?

— Никак нет! — ответил коренастый.

— Вскройте!

Вскинув чемодан на барьер, сержант начал орудовать ключом. Отпер замки, откинул крышку и… тут же в ужасе отпрянул назад. То же самое случилось и со вторым сержантом.

Оставшись без поддержки, чемодан слегка закачался и грохнулся на пол. Из него стали выползать мои пленники: ужи, полозы, удавчики, стрелки. Спасаясь от них, сержанты вскочили на скамейки. Дежурный побледнел.

Спокойным оставался только я. Чего мне было волноваться? Змеи не укусят. Только с виду страшные…

Немного придя в себя, капитан поправил гимнастерку и попросил меня собрать рассыпанную «колбаску». Да кроме меня, за это никто бы не взялся.

Когда я запер чемодан, дежурный, видимо, желая мне польстить, сказал:

— А вы, гражданин, с юмором!..

— Юмор — великая вещь, товарищ капитан, — весело ответил я, — он благотворно влияет на пищеварение и незаменим в трудную минуту жизни. Если бы не юмор… я давно бы отдал концы!..

— Ваши документы! — выслушав мою тираду о юморе, отрывисто произнес капитан. Я подал ему студенческое удостоверение, командировку, ходатайство перед местными органами власти о содействии в сборе зоологического материала.

— Н-нда… — несколько раз раздумчиво произнес дежурный, читая мои документы.

— Как же это так? — теперь уже обращаясь к сержантам, сказал капитан, — как же это: не установив личность гражданина, вы ведете его в отделение? А? Позор! Перед вами студент, можно сказать, без пяти минут — ученый! Змеелов! А вы — едят вашу курицу… не разобрав брода… А?

Я чувствовал себя неловко. Вот из-за меня вдруг неприятности двум, наверно, неплохим парням… Уж слишком глубоко они переживали свой промах — краснели, потели, бледнели и стояли, вытянувшись в струнку.

— Вот что, друзья, — не строго, по-свойски, сказал им капитан, — вам надо извиниться, то есть попросить прощения у товарища студента.

Я с удовольствием простил сержантов и даже пожал им руки в знак того, что совершенно на них не обижен. Мало ли чего не бывает, а по молодости — тем более!

Сержанты вышли.

— Ну, а теперь, молодой человек, давайте поговорим о «трудных минутах» вашей жизни. Что это за трудные минуты? — уже совсем дружелюбно спросил капитан.

Тронутый его участием, я рассказал о том, как долго сижу в Москве, о том, что не спал уже несколько ночей подряд и — что особенно тревожно — деньги на исходе, проелся окончательно. Единственное, о чем я умолчал, — это о том, как я соскучился по Фаине и как, не имея от нее ни единой весточки, тосковал по ней все дни нашей разлуки.

— Крякин! Рыкунов! — крикнул капитан.

Первым вошел Крякин, сержант с заплаточкой на сапоге. За ним — коренастый Рыкунов.

— Задание: помочь товарищу оформить билет и посадить на поезд. Действуйте!

Приказание капитана сержанты исполнили в точности. Они не ушли с перрона до тех пор, пока поезд не тронулся.

Провожая меня, они дружно махали руками.

Я тоже махал и улыбался.

СНОВА — НА ЮГ

Из Грузии Фаина не вернулась. О ее неожиданной кончине, волнуясь и плача, мне рассказали ее однокурсницы, когда я приехал в Киев.

«Неужели это правда? — повторял я про себя, потрясенный горестной вестью. — Неужели я никогда не увижу ее?»

К сожалению, все было правдой — горькой и беспощадной, против которой в мире было бессильно все.

…В то утро, не предвещавшее беды, на стареньком разболтанном грузовике девушек привезли к подножию какой-то безымянной горы, по склону которой, цепляясь за трещины, курчавился жесткий зеленый кустарник.

Разбив палатку и переодевшись во все походное, девушки позавтракали и через несколько минут собирались приступить к сбору зоологического материала.

Сидя на спальном мешке, Фая задумчиво смотрела на широкую, затянутую легким туманом долину. В это