Лучше всего мне запомнилось, что он вошел в кабинет, держа в руках лист разлинованной бумаги. Усаживаясь, он сказал:

– Я тут сделал кое-какие заметки.

По состоянию бумажки было видно, что ее не раз складывали, а потом разворачивали снова.

В ходе разговора Майкл время от времени подглядывал в этот список подготовленных для меня вопросов: «Должен я забрать у нее кольцо, которое подарил, когда делал предложение?», «Стоит ли мне рассказать друзьям о сомнениях в своей сексуальной ориентации?», «Мне надо каким-то образом объясниться перед приглашенными гостями, я не хочу им врать… Что говорить людям?», «Я должен обзвонить всех сам или можно попросить сделать это маму с отцом?».

Теперь я уже не мог вспомнить, как отвечал на все эти вопросы. Я помню только, что сказал следующее: по-моему, он находился в весьма беспокойном состоянии и, записывая вопросы на бумаге, наверное, помогал себе сориентироваться и почувствовать себя в большей безопасности во время нашей беседы. Мы разговаривали два часа, и за все это время Майкл ни разу не выпустил из рук свою бумажку.

Постепенно мое отношение к этому листу бумаги стало меняться. Может быть, это случилось из-за того, как крепко он сжимал ее в руках, но со временем я перестал воспринимать ее как стену, которой он пытался от меня отгородиться. Гораздо больше она была похожа на потертого плюшевого мишку, которого ребенок берет с собой, куда бы он ни направлялся.

По окончании консультации, когда Майкл уже надевал пальто, я неожиданно для себя спросил его тоном отца, проверяющего, не забыл ли его малыш взять с собой любимую игрушку, не оставил ли он у меня в кабинете свою бумажку.

– Да, теперь я вас вспомнил, – сказал я. Я сказал Майклу, что буду рад видеть его снова, а потом мы попрощались, и он положил трубку.

Найдя в архиве результаты первичного анализа личности Майкла, я взялся за чтение. Содержание заметок более или менее подтвердило правильность моих воспоминаний.

За два дня до визита ко мне он отменил свадьбу. Все случилось совершенно внезапно. В предыдущие выходные они с невестой, которую звали Клер, ездили на свадьбу друга. На обратном пути в Лондон он убедил себя, что когда-нибудь в будущем, когда у них уже появятся дети, он вдруг проснется среди ночи и поймет, что он гей. Клер дремала на пассажирском сиденье, а он вел машину и мысленно повторял себе: «Я не гей. Я не гей. Я не гей». После бессонной ночи он объявил Клер, что не может жениться на ней, потому что не знает, кто он и чего он хочет, потому что он, вполне возможно, гей.

Я спросил у него, почему у него возникли такие мысли? У него были сексуальные контакты с мужчинами? Он ответил, что нет. У него бывают фантазии о сексе с мужчинами? Нет, ответил он. У него хотя бы раз был секс с мужчиной или сексуальные фантазии на эту тему? Снова нет. В ответ на мои вопросы о его невесте он сказал, что они с Клер вместе вот уже три года, а недавно и вообще съехались в одну квартиру. Да, у них регулярная сексуальная жизнь, четыре или пять раз в неделю.

– Ловите ли вы себя на мыслях о мужчинах во время секса с Клер? – спросил я.

– Нет, – ответил он.

– Я прошу прощения, – сказал я, – но я ничего не понимаю. Почему вы думаете, что вы гей?

– То есть вы думаете, что я не гей? – спросил Майкл.

– Я пытаюсь понять, почему вы думаете, что вы гей.

– Я волнуюсь, что обнаружу, что я гей… уже когда у меня будут дети. Дети – это же огромная ответственность.

– Вы боитесь, что у вас возникнут сексуальные чувства в отношении своих детей? – спросил я.

– Абсолютно нет, – ответил он.

Из моих записок было ясно, что мы ходили, таким образом, по кругу достаточно долго. Судя по всему, у Майкла присутствовала некая глубокая обеспокоенность по поводу самого себя – нечто, что, по его убеждению, имело отношение к его сексуальной ориентации, но я никак не мог разобраться, что было поводом для этих опасений.

Он сказал мне, что начало сексуальной жизни у него случилось достаточно поздно, что Клер была его первой и единственной на то время девушкой. В какой-то момент он признался, что ее страстность его немного обескураживает, но не стал вдаваться в объяснения. И хотя все его слова, казалось, имели определенную значимость и, вполне вероятно, могли привести к разгадке, я так и не мог понять, что он имел в виду, говоря, что опасается обнаружить отклонения в своей сексуальной ориентации.

За два дня до визита ко мне Майкл внезапно отменил свадьбу. В предыдущие выходные они с невестой ездили на свадьбу друга. На обратном пути в Лондон он убедил себя, что когда-нибудь в будущем, когда у них уже появятся дети, он вдруг проснется среди ночи и поймет, что он гей.

В своих записках я нашел мысль о том, что он, судя по всему, не мог смириться с потерями, которые ему пришлось бы понести в результате женитьбы. Здесь я имел в виду не только расставание со статусом ребенка, но еще и утерю определенных возможностей, которые были открыты для холостяка, но закрывались для семейного мужчины. Кроме того, я был поражен его общей незрелостью, ведь в своем отсутствии сострадания он проявлял себя абсолютным подростком. Казалось, он совершенно не осознавал, какую боль причинил невесте. А судя по описанию ситуации, его действия повергли ее в шоковое состояние.

Майкл сказал мне, что и родители, и друзья считали Клер просто чудесной, умной и душевной девушкой. Он был с этим полностью согласен. Все были уверены, что он непременно потеряет ее, если не сделает ей предложения. Майкл, неожиданно для себя самого, сказал Клер, что хочет завести семью и детей, предложил пожениться, а потом они нашли себе жилье и начали планировать свадьбу. Он сделал все это, потому что думал, что должен это сделать; он думал, что должен хотеть это сделать. А теперь он здесь, у меня в кабинете, за считаные недели до свадьбы… Потому что чувствует, что закончить начатое просто не сможет.

Майкл, неожиданно для себя самого, сказал Клер, что хочет завести семью и детей, предложил пожениться. Он сделал все это, потому что думал, что должен это сделать; он думал, что должен хотеть это сделать. А теперь он чувствует, что закончить начатое не сможет.

Мне хотелось думать, что, отменив свадьбу, Майкл поступил смело, но это его решение казалось мне таким же бездумным, как и сделанное девушке предложение. Да и разговоры о сексуальной ориентации звучали не очень-то убедительно. Я подозревал, что он просто нашел единственную отговорку, которую, по его мнению, могли принять окружающие его люди.

Было ясно, что он отчаянно пытается предотвратить свадьбу, но он мне не говорил, почему это делает, а сам я не мог догадаться. В своем отчете я сделал вывод, что он вот-вот сорвется в депрессию, и поэтому нуждается в немедленной помощи. Ему был необходим опытный психотерапевт, способный помочь ему понять причины депрессии, а также разобраться в породивших ее глубинных проблемах и комплексах.