толстыми голубоватыми пластами снега на ветвях, под елями оленя с оленихой, кормушку и кусты.

У оленя были огромные ветвистые рога, похожие на те рога с надписью «Трибеч, 1913», и мохнатая грудь, он занимал половину рисунка. Олениха была поменьше, стройная, она робко тянулась к кормушке.

Оленьи уши у Силы никак не получались. Десять раз он их перерисовывал заново, то добавлял, то убирал краску, и всё неправильно, уши были похожи на собачьи. Хоть ты лопни, а у кормушки получалась собака, точь-в-точь священников Полкан, того и гляди залает. Не будь Силе жалко оленя, который выглядел как живой, он бы разорвал рисунок и нарисовал катание на санках, как все остальные.

Учительница все не возвращалась. В классе стоял шум. Милан орал:

— Тихо! Тихо! Всех запишу!

Дурак ты, Милан! Тоже мне, нашли на кого оставлять класс. Если б это дело поручили мне, я бы живо навел порядок, но теперь это меня не касается, я рисую. Меня Танечка не попросила, хотя знает, что без нее с классом может справиться только Сила.

До сих пор она ни разу не уходила с уроков, не заменяла математику рисованием. По мне, пусть ее век не будет, математики, можно и порисовать, но мы должны были отвечать про трехчлен, и я хотел вызваться, потому что контрольную за прошлый месяц я запорол. И вот она сбегает как раз, когда я собрался отвечать!

На этом суку я нарисую ворону, черную, нахохленную, с разинутым клювом. А в классе шум, рисунки летят с парт, девчонки верещат, ссорятся из-за ластиков. Милан надрывается: «Тихо, да успокойтесь же!» Не вопи, дурак, трахни кулаком по столу, и увидишь, как они притихнут.

Вы Милана выбрали, пани учительница. Милан вам милее, вы ходите к ним на собрания, столуетесь у них; у нас вы не можете, потому что мы бедняки. Только Милан вам порядок не наведет. Даром что написал на доске: «Весь класс ведет себя плохо». Тут скоро будет такое, что директор опять прибежит, как когда-то: «Где пани учительница?» — «Ушла». — «Ну-ка позовите ее».

Вы придете, а он: «Что это за порядки, коллега? Это вам деревня, а не город, ваши методы неудовлетворительны».

Бабы снова будут кричать: «Мы ждали учительницу, а нам прислали Танечку» — и никто за вас не заступится, даже я не смогу, и всё потому, что вы не подумали обо мне и назначили Милана.

Уши наконец-то подчинились ему и не были больше похожи на собачьи. Еще несколько мазков, и олениха тоже будет в порядке.

Сила облизнул кисточку и с удовольствием поглядел на рисунок: пожалуйста, вот так нужно рисовать зимний пейзаж, за этот рисунок я отхвачу пятерочку, это уж как пить дать.

Он уже хотел было подписаться под рисунком, и тут ему пришло в голову: господи боже, ведь олени на зиму скидывают рога!

Он рассвирепел, разорвал рисунок пополам, потом еще раз пополам и выбросил в корзину: туда тебе и дорога, как же я мог дать такого маху?

Он окинул презрительным взглядом галдящий класс и, не говоря ни слова — у Милана, что ли, отпрашиваться? — вышел во двор, поглядеть, чего там Таня так долго торчит в своей квартире.

Был февраль, холодно, двор промерз насквозь, в воздухе носились снежинки и белые крупинки града, но форточка в учительском окне была открыта. В комнате играло радио: собственно, даже не играло, слышны были какие-то скрипучие звуки. Кто-то там говорил речь, а множество людей прерывало его аплодисментами и выкриками.

Кто там говорил, что говорил — этого Сила не понял. Он попрыгал, помахал руками на холодном ветру и вернулся в класс.

— Радио слушает, — сообщил он безразлично. — Какой-то праздник.

* * *

Она пришла лишь на последний урок. В классе был жуткий беспорядок, пол усыпан обрывками рисунков.

Но Танечка даже не заметила, что в классе всё вверх дном. На доску, на которой Милан вывел корявыми буквами: «Весь класс ведет себя плохо», она и не взглянула.

Она сказала:

— Дети, у нас новое правительство, так и скажите дома…

На ней была старенькая шубка с оборванной оторочкой, на голове шапочка из белоснежного бараньего меха.

— Скажите, что сегодня днем президент объявил состав нового правительства.

Она говорила, словно пела. Она очень довольна. Странно, чего тут радоваться, что в Праге сменили каких-то министров.

— Последнего урока не будет. Завтра наверстаем, согласны?

Все закричали: «Ладно, наверстаем!» — и выбежали во двор.

Снежило, улица была белая, белехонькая, как накрахмаленная скатерть, как новый рисунок.

Таня подозвала Милана:

— Не уходи, нам нужно в национальный комитет. Будем созывать людей.

Милан повел плечом, словно ему не очень-то хотелось идти с Таней в национальный комитет.

Силе противно было смотреть, как он ломается. Если бы она сказала ему, Силе: «Не уходи», он бы ждал ее с радостью, сколько угодно, на любом морозе, и созвал бы людей хоть со всей округи.

Только ему она не скажет.

* * *

Они договорились, что наверстают упущенное на следующий день, но на другой день Таня вообще не пришла в школу. Вместо нее пришел директор.

— Пани учительница сегодня в Комитете действия, поэтому сидите тихо, я скоро к вам загляну. Репикова, следи за порядком!

Это ж надо — Олина Репикова! Директор назначил ее старшей и на этом успокоился. Больше он уже не возвращался.

Репикова! Ничего лучшего он не мог придумать.

Олина покричала, покричала, исписала всю доску фамилиями нарушителей порядка, потом пожала плечами:

— Да мне-то что, хоть поубивайте друг друга.

Достала спицы, пряжу и стала накидывать петли.

После перемены пришла Гомбарова, учительница в пятом и шестом.

— Сидите тихо, мне нужно идти к пану директору на совещание.

Наблюдать за порядком она велела Седмаковой. Вы только представьте себе — Юлише Седмаковой, первой зубриле и ябеде!

Тут Сила взорвался.

Как только Гомбарова скрылась за дверью, он встал, потянулся и шагнул к доске.

— Катись! — процедил он сквозь зубы и прищурил глаз.

Юлиша шмыгнула носом, обиженно глянула на класс. Но так как никто не думал вступаться за нее, она вернулась на свою парту, заткнула уши и начала зубрить географию.

Сила постучал по столу; только постучал, и класс затих.

— Уважаемые, кто-нибудь хочет схлопотать по шее? — спросил он.

— Смотри, чтобы ты не схлопотал! — выкрикнул Яно Гурчик.

Сила подошел к нему, смерил его взглядом.

— Попробуй, — сказал он, засучивая рукава. — Иди сюда, давай попробуем!

Яно испуганно заморгал и попытался улыбнуться:

— Да нет, это я так…

Сила великодушно кивнул: так и быть…

«Озвереют, —