— Эй! — позвала я, хрипло, не громко. Чуть откашлялась и позвала громче. — Это я, Лария! Простите…

А ведь он не может выходить отсюда только до полуночи и после рассвета, сейчас как раз время его свободы… очевидно, хозяина просто нет дома. Ждать его на пороге? У двери? Пройти дальше?

Я разулась, отерла грязные руки о платье — хуже тому уже явно не будет — и, ругая и обзывая себя всеми известными мне ругательствами, пошла вперёд. Добралась до зеркала — да уж, даже щёки отчего-то чумазые. Замерла, ожидая, когда хозяин материализуется за спиной — может, будет, как в прошлый раз? Но нет, ничего. Ничего и никого. Для верности я покрутилась на месте.

Неужели придётся ждать рассвета?

Я повернула налево и пошла по коридору. Тёмная комната… а вот и та самая софа. Глаза выхватили очертания чёрного рояля. Кажется, действительно пусто, хозяина попросту нет.

А я так устала… Безумно устала. Садиться на софу в грязном платье — очень плохая идея, но если немного подверну юбку… Я немного повозилась, устраиваясь поудобнее, так, чтобы присесть с меньшим вредом для мебели. Прикрыла глаза, чувствуя, как гудят ноги. Дура ты, Лария! Пришла в жуткий дом к нежити — и сидишь, как ни в чём не бывало, даже страх отступил. А вот предвкушение чего-то… сама не знаешь, чего — осталось.

Посижу вот так, с закрытыми глазами. Отдохну.

Всего несколько секунд, да…

Глава 7. Сладкое безумие

Я проснулась, не понимая, где нахожусь. Темнота стала светлее, мягче… Зажатая в неудобном положении рука затекла. Я утёрла предательскую ниточку слюны в уголке губ и вспомнила всё, разом.

— Незваная гостья всё больше меня удивляет.

Этот голос… сухой, шелестящий, но удивительно выразительный, словно проникал под кожу, заставляя мельчайшие волоски на теле приподниматься. Некстати я подумала о том, что по просьбе — или требованию — Аякса выщипала себе волосы между ног. Ему гладкая голая кожа нравилась больше, а это было так больно… Вспыхнула, радуясь темноте.

— Только не извиняйся, — я так и застыла с открытым ртом: действительно, собиралась просить прощения. — Решила вернуть фонарь?

Фонарь! Он-то как раз и остался дома… Вот я безголовая!

— Нет-нет, ты пришла сегодня с пустыми руками, — продолжал рассуждать голос, будто и не нуждаясь в моих ответах, его обладателя я не видела в темноте, но, судя по всему, хозяин стоял где-то за моей спиной. — Пришла, уснула… боишься, но не настолько, как в прошлый раз. Ты действительно меня удивляешь.

Я и себя саму удивляю, что уж.

— Тогда зачем? Хочешь отомстить жениху? Поняла уже, чего он стоит, это ничтожество? Или… — рука появилась из темноты, коснулась прокушенной губы, и я вздрогнула, как будто горячий уголёк провалился за шиворот. — За это?

Кровь уже не шла, но…

— Мысли читаете? — я старалась говорить ровно, не выдавая своего смятения.

— Если только самые громкие. Почему ты босиком?

— Обувь грязная. Не хотела испачкать вам пол.

— Забавный ты человечек… Так зачем пришла? Да ещё и ночью…

Вот, он мне и не рад…

— Дурочка, — очевидно, моя последняя мысль относилась к разряду «громких». — Дело не во мне, дело в волкулаках. Мне трудно отвадить их от дома надолго, к тому же полнолуние скоро настанет, в это время я почти теряю силу, тогда как у них её слишком много… Не слушай меня. Тебе надо умыться.

— Мне надо домой, — даже я сама понимала, как беспомощно и глупо это звучит.

— Не сейчас… Ещё одного фонаря у меня, к сожалению, нет. С рассветом волкулаки будут не опасны. Придётся дождаться солнца, тогда и пойдёшь. Иди сюда.

Я поднялась, придерживая юбку, надеясь, что комья застывшей грязи не повалятся на ковёр.

— Смелая девочка.

Скорее, безмозглая.

Он взял меня за руку, и это было такое невинное и в то же время интимное прикосновение. Какие сильные музыкальные пальцы… я помнила, насколько властными и в то же время нежными они могут быть. И тот рояль… Хозяин дома, вероятно, обучен музыке. Будет ли дерзостью попросить его мне сыграть? Время до рассвета — только не хочу сейчас думать о том, кто такие эти «волкулаки»! — ещё есть, надо же будет как-то его скоротать.

Мы шли из комнаты в комнату… снаружи дом будто казался меньше, чем был в действительности.

— Почему у вас везде так темно? — неловко нарушила я тишину, напряжённую, натянувшуюся между нами.

— Я привык к темноте, — отозвался мой проводник и, наконец-то, остановился. — Как раз подготовил ванну для себя… но тебе она сейчас нужнее.

Дверь открылась — я не заметила, когда хозяин успел её толкнуть — и перед нами оказалась небольшая комната, где свет всё-таки имелся. Два больших подсвечника по обе стороны от большой… нет, огромной лохани, от которой исходил пар.

В такую я могла запросто залезть с головой!

— У вас есть слуги? — я остановилась на пороге, а страх вновь подкатил, холодной липкостью пробежался по позвоночнику.

— Нет.

— Вы… эти свечи… они не оплывшие, — пробормотала я. — Совсем. Но если вы их зажгли... это было давно, мы с вами говорили там, в гостиной, а потом плутали по коридорам, и тем не менее…

— Ты пришла из мира, где подобное невозможно. А здесь всё иначе. Раздевайся.

— Но… — я сжала руки. — Вы же… простите, это же вода для вас, к тому же…

— Я же просил без извинений. Чистое платье и всё остальное найдётся.

— Здесь живёт женщина?

— Ты против? — он, кажется, хмыкнул. — Я-то тебе не жених. И ничего не обещал. И не должен.

Всё так… но мне вдруг показалось, что что-то внутри, такое живое и бьющееся, стало вдруг тяжёлым и начало опускаться вниз.

В следующий миг губы хозяина прижались к моей шее. Поцелуй… мгновенная резкая боль — и тут же последовавший за болью целительный холод, растекающийся по шее, но не препятствующий чувствительности кожи. Натягивающаяся между нами нить… я с трудом устояла, колени подгибались, а всё внутри подрагивало в такт толчкам моей собственной устремившейся к нему крови. Как… сладко. И голова кружится, точно от глотка спиртной настойки.

— Невозможно оторваться, — прошептал он мне на