Вода вдруг стала убывать, будто кто-то вытащил затычку в дне лохани, хотя быть уверенной в этом я не могла. Меня затрясло — не от холода, холодно не было, хотя влажные волосы облепили спину. От того, что теперь я фактически сидела на Вандере, а его твёрдый, но такой шелковистый на ощупь член, направляемый его же рукой, поглаживал меня вместо уже почти привычных пальцев. Раз, другой, третий… я застонала, двинула бёдрами так, чтобы чуть-чуть углубить это прикосновение. Не ушедшая до конца вода щекотила чувствительную голую кожу. В отличие от Аякса, у Вандера там, внизу, не было волос.

Мне безумно хотелось придвинуться ещё ближе, и я чуть опустилась, член уткнулся между сжавшихся складочек, пальцы Вандера осторожно раздвинули их, помогая… но распирающая боль снова заставила меня приподняться, застывая на середине.

— Дай-ка руку.

Словно в забытьи, едва ли не хныча от желания продолжения и страха перед этим болезненным вторжением, я коснулась пальцами его упругих губ. Вандер поцеловал ладонь, принялся посасывать пальцы. Это тоже казалось возбуждающим — и странным, как и всё остальное, что происходило раньше между нами. Мужчина ухватил меня за кисть, подтягивая, прижимая к губам запястье — и прокусил кожу.

Секундная боль — и я всхлипнула от тягучего удовольствия, не то что не пытаясь отнять руку, напротив — вжимая её сильнее, одновременно прижимаясь бесстыдно раскрытой влажной промежностью к головке его члена.

— Садись.

Его словам невозможно было не подчиниться, особенно сейчас, когда горячие губы втягивали мою жизнь вместе с моей кровью. Я опускалась по чуть-чуть, отчётливо ощущая, как болезненно-тесно становится внутри, как раскрываются, натянувшись до предела, внутренние стенки нутра, обхватывая член моего первого мужчины. Ещё одна короткая боль — словно беззвучно лопнула струна, но эта боль отступила так же быстро, как и другая, осталось только ощущение непривычной давящей наполненности. Сильные пальцы сдавили бёдра и начали потихоньку покачивать меня вперёд и назад, вверх и вниз…

Я прикрыла глаза, погрузившись в меняющиеся ощущения. Сначала это было просто непривычно и странно, но, толчок за толчком, раз за разом, стало легче, я чуть расслабилась, а потом находящийся внутри меня почти полностью член будто коснулся какой-то невидимой чувствительной точки — и я задышала чаще и стала двигаться чуть быстрее. Слишком медленно… я двигалась, пытаясь подобрать подходящий темп, а Вандер помогал мне, удерживая меня, подталкивая — и этот темп наконец нашёлся. Я что-то простонала, не в силах удержаться. Ещё быстрее…

Та самая пульсирующая точка внутри требовала этих касаний, этого нарастающего по скорости и силе трения. Я закусила губу, теряясь полностью — и память о том, кто я, где я и для чего, осознание происходящего — всё стало неважным на несколько блаженных мгновений. Вандер приподнялся, яростно впиваясь в меня губами, обхватывая руками за спину, я вжалась в него так сильно, как только могла, боясь упустить хоть что-то, впуская член в себя ещё глубже, хотя казалось, что это невозможно. Боюсь, что не удержалась и вскрикнула, почувствовав тугой влажный выстрел внутри, сцепила зубы на его губе — и замерла, пока достигшее пика удовольствие рваными толчками рассыпалось внутри, тая, как искорки от ночного огненного проводника.

Глава 8. Пробуждение

Я лежу на животе, по-детски подложив сложенные вместе ладони под голову.

Воспоминания и понимание произошедшего приходят медленно, по частям, и только это помогает мне не сойти с ума.

Где я?

Вероятно, там же, где и заснула, а может быть — потеряла сознание после феерического финала своего ночного купания вместе с Вандером. Последнее, что помню и в чём уверена — это то, что прикусила его губу, чувствуя выплескивающееся в меня его горячее желание.

Если Вандер и являлся нежитью, то мужское семя, символизирующее жизнь, у него имелось, более чем — я отчётливо это прочувствовала. И теперь… теперь…

Можно сколько угодно надеяться на то, что всё произошедшее было просто безумно подробным реалистичным сном, но нет. И сейчас, открыв глаза, я обнаружу себя в спальне Вандера, перепачканную в крови собственного так легко утерянного девичества и мужской сперме, а потом надену своё платье со следами присохшей лесной грязи и пойду домой. Даже если мне очень и очень повезёт, и эта ночь не даст свои плоды, всё равно всё раскроется очень быстро. Дабы избежать слухов из-за разрыва помолвки с Аяксом, отец согласится на брак хоть с первым встречным. И этот первый встречный на первое же утро после брачной ночи либо вышвырнет меня прочь, оставив себе приданое в качестве компенсации за обман и бракованную невесту, либо оставит меня, но до конца моих дней будет унижать и оскорблять, напоминая, какую оказал честь. А если ещё и огласке придаст…

Я всё это знала, когда шла за огненным шаром в ночи. Знала, но не удержалась от немыслимого соблазна. И то, что между нами с Вандером произошло, было восхитительным, во всяком случае, для меня. Но это закончилось и больше не повторится, а расплачиваться придётся всю жизнь.

Некстати подумалось об обрыве — не проще ли будет..? Отец погорюет, но мёртвая дочь — лучше, чем дочь порочная, ущербная.

— Не чуди.

Голос Вандера изменился, словно стал полнозвучнее, живее. Пальцы пробежались по спине, точно по клавишам рояля, перебрав позвонки. Остановились на ягодицах, принялись мягко поглаживать.

Я голая. Совсем. Лежу перед мужчиной, о котором мне ничего не известно, кроме имени… Какая там власть! Лежу, не испытывая смущения и стыда.

Может быть, дело в отчаянии. Отчаянии, которого уже через край, а ведь всё ещё впереди.

— Ты права только в одном.

— В чём? — голос мой чуть хрипловатый со сна. Возможно, другая на моём месте принялась бы рыдать, обвинять Вандера во всём, требовать… Но глупо ожидать предложения или хотя бы защиты от того, кто не отражается в зеркале и не выходит из дома до полуночи.

Я и не ожидаю.

— Это было восхитительно.

Вандер — тоже обнажённый — мягко ложится на меня сверху. Я непроизвольно дергаюсь, но он придавливает меня к кровати, успокаивающе шепчет на ухо:

— Тшшш….

— Уже утро?

— Почти.

Его пальцы раздвигают мои ягодицы, скользят вниз, поглаживая, размазывая влагу по натёртой нежной коже. Шойх, я не хочу настолько быть зависимой от того, кого совсем не знаю, с кем у меня не может быть ничего, абсолютно ничего общего. Но я моментально становлюсь влажной, и