нас латать придется? Вот только до прохождения комиссии я что-то серьезное делать поостерегусь, так что не ершись, не ершись! Лечись, давай!»

— Идемте, идемте, голубчик! Лизонька, помогите-ка нам!

С трудом, преодолев ещё пару коридоров (в одном нас догнал шустрый юнец и опрыскал Дружка и Кузю каким-то дезинфицирующим раствором, в другом к нам пристроились два красноармейца с винтовками за спиной. 36 и 37 уровни, подсказал Алукард, но мне сейчас было не до них) и лестничных пролетов, я оказался в палате. Небольшой, одноместной и пустой. И это при явной перенаселенности мед. учреждения.

Что ж, явно для особых гостей сделана, — пронеслось в голове, пока я косился на решетки на окнах. Солдаты остались перед входом в палату, уперев в пол приклады винтовок.

— Начальство вам выделило, — пояснил врач, кивнув на мужиков в форме, — опасаются диверсий и провокаций.

Я лишь кивнул. А что, вполне может быть. Мне, по крайней мере, эти архаровцы не мешают — бежать я не собираюсь, а если кто и впрямь чего удумает, так действительно помогут… Я же ныне «хрупкий человек». Мне нужно отдыхать да силы восстанавливать.

А потом началось паломничество.

В палате по очереди появлялись врачи. Что-то бегло осматривали, делали пометки в карте и убегали (не один же я у них пациент). Ближе к вечеру поток эскулапов резко усилился. Стали приходить по двое, по трое, уже с интернами (или как тут ученики зовутся). Меня активно мяли и щупали, особо бородатые кидались различными диагностическими чарами и жарко друг с другом дискутировали.

— Поразительная скорость восстановления!

— Да Боги с ним, с восстановлением! Вы обратили внимание на показатели усвоения активной составляющей пилюль! — это восхищенно цокнул языком фармацевт. Он явился ко мне с целым чемоданом лекарств. — Они просто зашкаливают! Мы непременно, Вы слышите, непременно должны найти причину!

— А что тут искать? Ясно же, дело в Фамильяре!

«Ещё как в нём!»

— Но если мы сможем воссоздать этот эффект медикаментозно или с помощью магии?

Моя мед. карта раздувалась семимильными шагами…

Между визитами докторов зачастили медсестры. Заходят, здороваются, дефилируют по палате, постреливая глазками то в меня, то в посапывающего в углу Дружка и устроившегося на нем Кузю, что-то делают и исчезают. Так мне в палату поставили горшок с цветами, потом их полили, потом вытерли с них пыль, потом унесли, поставили другие, снова полили, дважды поменяли бельё, помыли пол и даже заменили шторы… Я от такого как-то даже растерялся, но решил держать морду кирпичом, изображая «простого, как валенок пролетария»… На девушек глазел уже с удовольствием (особенно когда те пол мыли), улыбался, но никаких поползновений не предпринимал, тем более в тот момент меня больше интересовали бородатые дяди и их записи, ну, или перспектива скорого сна…

Несколько часов кряду меня крутили так и сяк: измеряли, выслушивали, простукивали, прощупывали, залезали в горло чуть не с головой. Я только успевал поворачиваться, ложиться, садиться, наклоняться и подставлять части тела под различный медицинский инструментарий и заклинания. Временами ржал от щекотки.

Складывалось такое впечатление, что буквально каждый врач госпиталя желал получить доступ к моему телу. Многие проводили одни и те же обследования, даже не отмечая их в медкарте, а просто ставя свои «подтверждающие» подписи под уже существующими записями своих коллег… Глаза у эскулапов сияли при моем изучении. Для меня это было жутко, ибо этот взгляд я знал — в нем горит «научный интерес», не предвещающий объекту исследования ничего хорошего!

В общем спорили и клубились у моей койки. Я же продолжал есть, что дают, пить, что дают, и покладисто выполнять все инструкции…

— Вот, примите это, и сразу начните зачитывать Веду восстановления… — это рекомендации от очередного бородатого светила.

«Если бы в прошлом мире врач посоветовал мне „молиться“, чтоб лучше заживало, я бы очень насторожился и усомнился в его квалификации… А тут это в порядке вещей…»

Так, медитируя потихоньку в полулежачем положении и слушая краем уха медицинский споры, я начал проваливаться в сон. И тут раздался негромкий скрип петель.

— А спать постояльцам этого заведения положено? — устало выдохнул я, приподнявшись на койке.

— Ну, когда ещё им удастся осмотреть Избранного? Каждый из нас — кладезь новых данных и потенциальных возможностей, — усмехнулся высокий светловолосый юноша (есенинские кудри и пронзительный взгляд льдисто-голубых глаз). Это он нырнул в палату, когда за последним из докторов закрывалась дверь. — Тебе ещё крупно повезло, что все сегодня были дико заняты, так что ограничились краткими осмотрами (на это у меня задергался глаз). Меня они неделю тиранили, пока не успокоились! Позволь представиться: Вацлав Ромирович Зельцин, Избранный.

— О! Здорово! Рад знакомству! — я сел, улыбаясь, и протянул руку. Его изящная кисть утонула в моей рабочее-крестьянской лапе, но рукопожатие, на удивление, оказалось крепким и уверенным. Он окинул оценивающим взглядом мой торс, на который я не стал натянуть рубаху после очередного осмотра:

— О твоих подвигах в Лакуне уже легенды слагают! Месяц выживал в там в одиночку, спас кучу народа в финальной битве! Трудно было?

— Угу, я такой, легендарный! Меня Василием звать! А в Лакуне местами было даже поспокойней чем тут, — усмехнулся я, покосившись на дверь. — А ты откуда знаешь, что я оттуда?

Я оглядел себя — нынче на мне была больничная одежда, я бы чист, побрит и даже причесан.

— Так, во-первых, я сейчас с ранеными помогаю. Которых с поля боя доставили, а они впечатлениями щедро делятся. В том числе и о странном парне — укротителе теросов, — Вацслав выразительно кивнул на кимарящих Дружка и Кузю. — Тут некоторых, что поцелее, пришлось в палатах запирать: они, как узнали, что ты в госпитале, собрались идти жать твою героическую руку. Ты там некоторым точно жизнь спас.

— А во-вторых?

— Что?

— Ну, ты сказал «во-первых», значит, есть, как минимум, «во-вторых»?

Мой собеседник расхохотался, запрокинув голову:

— Да!!! И там такое «во-вторых», что закачаешься! Мне же, благодаря тебе, партбилет выдали!

— В смысле?

— А кто крикнул: «считайте меня коммунистом», когда в Лакуну прыгал? Было такое?

— Ну, было.

— Так вот! Руководство поскребло в затылке, покумекало, да и решило, что если ты выберешься (а тем более, если нет), то для общественности лучше будет подать всё не как «в Лакуну ринулся простой паренёк, даже не комсомолец», а как «один из самых молодых членов Партии, Василий Николаев, ради спасения жизней наших граждан, решил отправиться в Лакуну, где доблестно сражался с врагами рода людского… Вот она, Сила настоящего советского человека!» И что-то там, и в том же духе! Так что тебя по-быстрому