Но Орель видел, что за него волновались. Но понимал, дело было во времени и деньгах, который близнецы потратили, поднимая его на ноги. И перспективах, исчезавших вместе со смертью механика.

— Почему вы не рассказывали мне об озиртах?

— Не произноси название вслух, — не отрываясь от работы, ответила Агнесса. — Плохая примета. Говори просто о море.

Орель подумал, что честным христианам не пристало верить в суеверия. Но решил, сейчас не важно и не стоило уводить разговор в эту сторону.

— Хорошо, перефразирую. Почему вы не говорили мне о море?

Готтольд отвлекся от кафедры и серьезно ответил:

— Ты не спрашивал. Это не издевка. Мы не знаем, насколько наш мир отличается от твоего. Ты не удивлялся тому, что в повозках запряжены лошади, а кошки охотятся на мышей. Ни кораблям, ни веркштейновому стеклу в наших глазах. Значит, все это тебе знакомо. Ты слышал упоминания моря. И ни о чем не спрашивал. Как самый логичный вывод?

— Что я все знаю, — вынужденно признал механик.

— Именно так. Если появились вопросы — задавай, расскажем все, что знаем.

С озиртами человечество встретилось только когда преодолело большое море. Опытные мореходы говорили, что старые земли защищало течение, которое тянулось с севера на юг. Оно было слишком холодным для подводных жителей. И обозначило у них границу обжитого мира.

Но с тех пор, как человечество стало заселять новые земли, началось непростое соседство, которое длилось уже два с половиной века. Тут Орель удивился. Он ожидал, что все это время так или иначе велась война суши и моря. Однако реальность оказалась сложнее.

По сути своей озирты были кочевниками, с той лишь разницей, что они путешествовали по морю, а не степи. Если могли взять необходимое силой, то без раздумий нападали на прибрежные поселения. И порой даже поднимались по впадающим в море рекам. По слухам, отдельные банды озиртов углублялись в континент на сорок-пятьдесят миль.

— Подожди, — вмешался в рассказ Орель. — Они плавают и в пресной, и в морской воде?

Готтольд только пожал плечами, о таких вещах никто не задумывался, а просто принимал как факт. Кукольник повторил тезис, что озирты — кочевники. Если они встречали отпор, то вскоре могли вернуться с предложением о торговле. Потому что и люди, и подводный народ обладали ценным товаром для обмена.

Море было главным источником веркштейна. И водные существа могли погружаться на недостижимые для человека глубины, где находили как самородки, так и вышедшие на морское дно жилы. С точки зрения народа моря минерал не представлял никакой ценности, работать с ним они не умели.

А люди могли предложить на обмен металл. Услышав это, Орель серьезно кивнул. Звучало логично. По большому счету, вся человеческая жизнь строилась вокруг огня. В печах и очагах готовили еду, факелы освещали города и дороги ночью, возле костров грелись путешественники и пилигримы. А в горнах ковался металл.

Это значило, что морской народ, который не знал огня, не мог обрабатывать металлы. И сталь, в первую очередь оружие, для них имела огромную ценность.

Орель поднял ладонь, показывая, что хочет вмешаться. Он вспомнил недавнюю драку рядом с памятником основателями города:

— Значит, вашего отца казнили за торговлю с озиртами?

Готтольд уже открыл рот, чтобы ответить, но сестра перебила.

— Он этого не делал. Нас оговорили. Но да, отца обвинили именно в этом.

— Значит, Наяхафент не ведет дел с морем?

— Нельзя жить на побережье и не торговать с морем, — покачал головой Готтольд. — Но только с одобрения и Совета Меркаторов, и дукса. Сама республика имеет право на обмен. А если попробуют отдельные семьи — то это уже преступление.

— Интересно. Значит, вы не проживете без обмена. Но при этом по сути продаете оружие своим убийцам.

— Не совсем. Обычно море не рискует связываться с Наяхафеном. Когда они столкнулись с порохом, то больше не устраивали по-настоящему серьезных налетов.

— А что тогда произошло минувшей ночью?

— Это молодняк. К северо-востоку от нас, где-то в сотне морских миль, находится архипелаг святого Антония. В основном это голые скалы, на которых ничего не растет. Но там же полное рыбы мелководье. Что привлекает молодняк. Тех, кто не смог занять свое место в кланах. Изгнанников. Слабаков. Нищих моря. С такими не договориться, можно только напугать до смерти, чтобы даже не пытались напасть. Получается не всегда, как видишь.

— Вельф назвал это налетом за железом, — уже понимая, к чему клонит Готтольд, заметил механик. — Значит, сильно рискуют, но в случае успеха могут обогатиться?

— Не совсем так. Они — дикари. Не перекладывай на них наши представления о жизни. Боец со стальным мечом — желанное пополнение для любого клана. Но если меч он продаст, то тут же потеряет статус и вновь станет никем.

Кукольник продолжил рассказывать об озиртах. У них не было единого государства. Только большие семьи, которые называли привезенным из старого света словом — кланы. Некоторые кланы жили у побережья, другие кочевали по открытому морю вместе с рыбами-китами и живыми островами, третьи обитали на больших глубинах.

И все они постоянно воевали между собой. Наяхафен и остальные прибрежные города и республики просто стали новыми участниками бесконечного конфликта с несколькими десятками сторон.

Орель задумался. Возможно, в свете открывшихся обстоятельств его цель стала понятней и выполнить ее будет легче. Не потребуется организовывать новые шахты по добыче веркштейна и не пытаться перехватить контроль над существующими. Достаточно наладить меновую торговлю с созданиями из моря. Для большей безопасности покинуть земли республики. И, можно сказать, уже имелся доступ к первой кузнице, которую нужно переустроить под ковку оружия.

Механик задал себе простой вопрос: готов ли он поставить под угрозу новую родину ради спасения прошлой? Но так и не смог дать честного ответа. И пока решил придерживаться старого плана.

***

Следующую неделю Орель провел в мастерской Вельфа. Они готовили скелет будущей куклы. Работа шла проблемнее, чем ожидал механик. Сказывался небольшой опыт кузнеца. Ему тяжело давались заготовки шестеренок — не удавалось соблюсти симметрию. Но с каждой следующей деталью выходило все лучше.

Однако выдержать планируемый размер не получилось. Итоговый рост куклы приблизился к полутора футам, а классические человеческие пропорции нарушились. Чтобы дать ногам нужную подвижность,