— Дмитрий и Николай Петровы уже приехали и находятся внизу, в сигарной комнате твоего отца, — мягко сказала она, и я кивнула, облизнув губы и продолжая смотреть на свое отражение.

Мама выбрала платье, в которое я сейчас была облачена, — изумрудно-зеленое, длиной до пят, которое, по ее словам, прекрасно подчеркивало мой оливковый цвет лица и темные волосы. Длинные рукава, воротник-стоечкой, который опускался прямо под ключицы, что, по словам моего отца, всегда намекало на женственность.

Несмотря на то, что платье было облегающим и демонстрировало небольшую грудь, впадины бедер и талию, оно все же было скромным, а его низ опускался до щиколоток, прикрывая большую часть кожи, так что я казалась невинной. Девственной. Ведь это, в конце концов, было самым главным достоинством. Моя неопытность. Отсутствие сексуального опыта.

Я никогда не была наедине с противоположным полом, который не был нанят моим отцом, для охраны меня, который не был членом семьи. Меня укрывали и прятали, пока все, что мне оставалось, — это черпать жизненный опыт из многочисленных книг в библиотеке, из тихих перешептываний и сплетен персонала.

— Господин Петров будет ошеломлен, когда увидит твою красоту, Амара, — она провела руками по моим плечам и нежно взяла за руки. — Он будет хорошо к тебе относиться, — в ее голосе слышалась надежда. Она пыталась убедить меня или себя?

Я ничего не ответила, просто кивнула, как хорошая итальянская дочь, которая знает свое место, даже если все, что она хотела сделать, — это кричать, ругаться и все крушить. Во мне было столько сдерживаемых эмоций, столько гнева и ярости, от которых хотелось причинить кому-то боль, хоть что-то сделать.

Я хотела, чтобы все остальные почувствовали мое разочарование.

— Пойдем, Passerotta, — сказала мама и, положив руку мне на спину, вывела из комнаты.

Когда мы добрались до верхней ступеньки лестницы, я услышала глубокие голоса, доносившиеся из сигарной комнаты моего отца. Я протянула руку и ухватилась за перила, крепко обхватив их пальцами и впившись ногтями в дерево. Сердце заколотилось, горло сжалось, во рту пересохло.

Раздался смех, и я почувствовала, как в груди сжалось что-то, не имеющее ничего общего со страхом, а скорее с предвкушением. Это был голос Николая? Будет ли он таким же устрашающим вживую, как на фотографиях, которые я рассматривала?

Мама вела меня за собой, щелкая языком, чтобы я шла, как выставочная лошадь. Наверное, в каком-то смысле я ею и была.

Я осознала, что мы стоим в распахнутой двери отцовской сигарной комнаты, еще до того, как поняла, что пошевелилась. Рука матери лежала на моей спине, а мое внимание было приковано к отцу, который держал в руке квадратный стакан с жидкостью янтарного цвета. Он облокотился на свой дубовый стол, зажав сигару между пальцами другой руки. Он громко рассмеялся, и я перевела взгляд на двух мужчин, стоявших в нескольких футах напротив него у камина.

И словно наше молчаливое присутствие стало тяжелым грузом в комнате, все разговоры между мужчинами прекратились, и их внимание переключилось на меня. А мой взгляд был прикован конкретно к одному мужчине, как будто мы были двумя магнитами, и я была бессильна бороться с притяжением.

Его короткие темные волосы были в полном беспорядке на голове, зачесаны назад, как будто он провел по ним пальцами. Или, может быть, как он выглядел, когда просыпался утром, или как он выглядел после того, как…

Я отогнала эти непристойные мысли, почувствовав, как мое лицо раскаляется, несомненно, окрашивая мою плоть в пунцовый цвет.

Его мужественная квадратная челюсть была покрыта темной тенью щетины, и ни у одного мужчины не должно быть таких полных губ. Мне даже не было стыдно за то, как пристально я его разглядывала, как любовалась его прямым, угловатым носом или голубыми глазами, разительно контрастировавшими с его темными чертами.

Даже если бы я не знала, как он выглядит до личной встречи, его видимая реакция на мое присутствие подсказала — это мой будущий муж.

Его челюсть слегка сжалась, ноздри резко раздулись. Я увидела, как он сжал пальцами бокал с бурбоном, который держал в руке, и не могла не заметить, как он рассматривал меня, блуждая взглядом вверх и вниз по моему телу.

Несмотря на скромное платье, в тот момент я чувствовала себя совершенно обнаженной, когда его взгляд скользил по моему телу вверх и вниз.

— Амара, — позвал отец тоном, который никогда не использовал со мной раньше. Нежным.

Он протянул руку и поманил меня.

Я почувствовала толчок сзади — мама легонько подталкивала меня в комнату. Я сделала пару шагов вперед и оглянулась на нее через плечо. Она стояла в дверях, сцепив руки перед собой и опустив голову. Идеальная покорная итальянская жена для моего отца. Меня затошнило.

— Амара, — голос отца стал немного жестче, немного суровее.

Я знала, мое неподчинение сразу же разозлило его, и если бы сейчас здесь не было Петровых, то на моей щеке красовался бы красный след размером с отцовскую ладонь.

Я снова повернулась лицом к нему и быстро подошла к нему, чувствуя, как становится все труднее дышать, чем дольше я находилась в комнате с этими тремя мужчинами. Он схватил меня за руку сильнее, чем нужно, и я не смогла сдержать вздрагивания. Я заметила, как едва заметно напряглись плечи Николая, как слегка сузились его глаза, когда его взгляд остановился на том месте, где отец держал меня.

Отец повернул меня лицом к двум Петровым и отпустил. Дмитрий облокотился на край камина, на его лице появилась ухмылка, когда он поднес бокал ко рту и сделал долгий глоток. Но потом мое внимание снова сосредоточилось на Николае, как будто я не могла ничего контролировать.

Я потерялась в его голубых глазах, в его внушительной, пугающей манере поведения. Боже, он был большим, высоким и мускулистым, широкие плечи и крепкое тело, которое невозможно было скрыть за кожаной курткой, темной рубашкой и черными джинсами.

У меня закружилась голова, я почувствовала себя так, будто смотрю прямо на солнце, но не могу отвести взгляд. Конечно, я чувствовала страх. Но это был скорее страх перед неизвестностью, а не перед тем, что он меня уничтожит. Хотя не была уверена, что последнее не произойдет.

— Амара, я хотел бы официально представить тебе твоего жениха, Николая Петрова, — голос отца был ровным, слегка приторным. А Марко Бьянки никак нельзя было назвать милым или дружелюбным.

Я не сомневалась, эти двое русских знали, каким человеком был Марко, какие поступки совершал, на что