Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, свеженький! Не думал, что ты так далеко уйдёшь, насилу догнал.
Я оглянулся. Это было то чудище, что попалось мне на глаза в селении. Я испытал приступ тошноты. В раскалённом воздухе смрад, идущий от этого получеловека, был ужасающим. Должно быть отвращение отразилось на моём лице, и чудище широко улыбнулось, если это можно было назвать улыбкой, обнажив беззубый рот:
— Что? Не нравлюсь! Но это, брат, ничего, догоняя тебя я устал, так ты донесёшь меня, куда я тебе скажу, — и чудище стало приближаться ко мне.
Не знаю, откуда взялась у меня такая прыть, но я вмиг оказался достаточно далеко от него. Это озлобило его, и он прорычал:
— Всё равно ты будешь мой! Ты понравился мне, и я не оставлю тебя! — И он немедленно пустился преследовать меня. Было жутко. Первый страх прошёл, и я с ещё большей силой почувствовал, что слабею. Жара стала просто давящей, а чудище неслось за мной, и расстояние между нами всё сокращалось. Большего я вынести не мог!
— Господи, помилуй! — вырвалось из моих уст. Это был зов сердца.
На какой-то миг я почувствовал, что куда-то падаю. Потемнело в глазах. Потом какой-то толчок…, и я снова оказался не далеко от уже пройденного селения. Только теперь я был на развилке дорог. Ужаснувшись увиденным, я не заметил, что дороги расходятся, и, желая уйти подальше от чудища, попал к нему. Я сошёл на другую дорогу и продолжил путь. Вскоре я услышал журчание воды и испытал неописуемый восторг! Это было спасение — вода. Я утолил жажду и немного отдохнул, сидя под большим деревом у родничка, бьющего из-под сизого камня.
Силы возвращались ко мне, и я почувствовал голод. Присмотревшись, я увидел в траве белые глазки земляники, а кое-где проглядывали красные бусинки ягод. «Возможно ли это? — Пронеслось у меня в голове, — не брежу ли я»… Но голод давал о себе знать. Я встал и прошёл на поляну. Раздвигая руками траву, я собирал ягоды и с жадностью поедал их. Не скажу, что насытился, но стало легче. Можно было продолжить путь.
Как долго я шёл — не знаю. Снова подступала усталость. Хотелось есть. Вдали виднелось поселение, но сколько не спешил я к нему, оно не становилось ближе. Рассудок мутнел. И тут в воспалённом мозгу всплыла картина: бабушка, она молилась: «Ты всегда был умным мальчиком и знал молитвы…»
Первое, что пришло на ум, — «Отче наш…». Сначала слова терялись, я не мог вспомнить, что следует зачем. Сбиваясь, я начинал читать молитвы снова и снова. Когда же я смог полностью прочесть молитву, то оказался у самого селения. Дома не были хорошо ухоженными, всё производило впечатление, что здесь живут временно, и лишь кое-где во двориках благоухали цветы, и царил порядок. Людей почти не было видно, а те, кто видел меня, не обращали на меня внимания, должно быть привыкли к таким путникам, как я. Около одного домика у забора на лавочке сидела женщина. Я решил подойти и попросить хоть корочку хлеба. Я свернул в её сторону и, когда почти подошёл к ней, она зло глянула на меня, поднялась и ушла в дом. Какое-то время я подождал, не выйдет ли? Но напрасно. И я стал ходить между домов, приглядываясь, кто же здесь живёт, и что это за люди.
Я никогда не просил милостыню, а теперь был вынужден опуститься до этого. К тому же спускались сумерки, и надо было подумать о ночлеге, хотя я мог бы поспать где-нибудь на земле, было тепло. Пока я размышлял о том, что для меня нестерпимо просить о подаянии, я почти прошёл всё поселение. У забора одного из опрятных домиков стояла девушка. Её глаза были лучистыми и приковывали внимание. Она с аппетитом ела яблоко, оно было душистым, и я ощущал его аромат, а ещё одно она держала в руке. Мне показалось, что она уже давно наблюдает за мной. Я решился заговорить, искренне ей улыбнувшись:
— Поделись яблоком, прелестное создание!
— Я вижу — ты голоден, а путь твой долгий ещё. Заходи, — она так просто пригласила меня войти в своё жилище, что я оторопел.
— Ты не знакома со мной, а предлагаешь войти в дом. Не боишься? Ведь по дорогам разные ходят…, - и я вспомнил то зловещее чудовище.
— Ты не злой. Пока ты путник. Проходи же, — и я проследовал за ней в дом.
Девушка принялась хлопотать на кухне, а я мог дать себе возможность расслабиться и отдохнуть. За делом она расспрашивала меня. И за всё время, встретив подобное участие ко мне, я рассказал ей кое-что о том, что пережил. Она слушала внимательно, то улыбаясь, то бледнея. Потом я решил спросить её. Кто она и где я нахожусь?
— Меня зовут, Ядвига. Я полька, — ответила она мне и добавила, — Ты ешь. В той комнате я приготовлю тебе постель, а утром продолжишь путь. Тебе надо отдохнуть, а я не буду утомлять тебя своим присутствием, отдыхай.
И прежде, чем я успел что-либо возразить, она вышла. Я слышал, как хлопнула входная дверь. Почему она ничего не сказала мне, и что вызвало в её сердце боль, ведь она о чем-то хотела рассказать мне, но ушла.
Мой ужин был прост: картошка, отваренная в мундирах, и солёные огурцы. На какое-то время мне показалось, что я дома, и вот сейчас в проёме двери появится Анфиска с крынкой молока в руках и скажет: «Вот, молочка из погреба достала, сорванец ты эдакий, хоть и шалишь ты, а люблю я тебя».
От воспоминаний стало грустно. Я доел, что оставила мне Ядвига, и прошёл в другую комнату. Постель была постлана, и, не задумываясь, я разделся и лёг спать. Сон сразу овладел мной.
Проснулся я от лёгкого прикосновения. Кто-то будил меня. Не сразу поняв, где нахожусь, я увидел перед собой златовласую Ядвигу.
— Тебе пора отправляться в дорогу, — тормошила она меня.
Повторять дважды не было нужды… Пока я завтракал, Ядвига смотрела на меня и молчала. Я пытался спросить снова, где же я нахожусь, но мой вопрос разбился о холодную стену молчания. Когда же я собрался выходить из дома, поблагодарив за тёплый приём и участие, она, оттолкнувшись от стены, схватила меня за руку.
— Будь осторожен в