Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эталоном радикального либерализма и твердой буржуазной демократии на территории бывшего СССР общепризнанно считаются прибалтийские государства. Однако экономический спад в Прибалтике оказался в среднем больше, чем по России. Даже если предположить, что прибалтийские страны решили отказаться от развития промышленности, чтобы полностью переключиться на сельское хозяйство, то и здесь их итоги предстают трагичными. Если в России производство мяса (в живом весе) в 1996 г. снизилось по сравнению с 1990 г. до 52 %, то в Литве до 40 %, Эстонии до 30 %, Латвии до 27 %. Уровень производства молока в том же году составил в России 64 %, в Прибалтике, соответственно, 59 %, 58 % и 47 %.
В европейских странах бывшего социалистического содружества либерализация экономики тоже не дала обещанных результатов. Сокращение промышленного производства после девяти лет реформ отмечалось почти у всех. Исключение составили Польша и Венгрия, где в итоге был рост, хотя и ниже, чем в успешные годы дореформенного периода. И это при том, что реформы здесь проводились постепенно и под контролем государства. К тому же западные банки решили сделать обе страны демонстрационным полигоном, предоставив льготные условия развития. Польше простили половину долгов, а вторую половину перевели в ценные бумаги и обеспечили уровень подушевых инвестиций в семь раз больше российских. Венгрии предоставили наиболее высокий уровень инвестиционной «накачки», величина которой в пересчете на одного жителя была в 37 раз больше, чем для России. Однако этих ресурсов хватило только для первых лет реформ. По данным Дойче-банка, с 1995 г. по 2000 г. темпы роста ВВП в Польше и других восточноевропейских странах уменьшились в 1,5–2 раза.
Если сравнивать нравственные результаты реформ, то наибольший рост преступности за первое пятилетие был не в России (на 100 %), а в Эстонии (на 227 %), Литве (на 185 %) и Латвии (на 171 %). Именно эти страны являются наиболее активными поклонниками либерального образа жизни. Могут возразить, что всему виной русскоязычное население, подвергшееся притеснению. Выше было показано, что и прежде прибалтийские республики имели наиболее высокие в СССР уровни социальных аномалий: убийств, краж, изнасилований, самоубийств, брошенных детей.
Характерной чертой капиталистической экономики является безработица. Ее уровень в России к концу 90-х годов достиг 13 %. Многочисленными научными исследованиями доказано, что насильственное лишение работы ведет к разрушению сложившихся социальных связей, деформации нравственных отношений. Исчезают устойчивые жизненные цели, человек утрачивает ощущение принадлежности и значимости, нарастает чувство унижения. Даже при полной материальной компенсации безработные чувствуют себя ущербными и неполноценными, поскольку институт трудоустройства содержит не только производственный, но и важный психологический компонент. В результате прирост безработицы на 1 %, сохраняющийся в течение пяти лет, приводит к росту самоубийств на 4 %, обращений в психиатрические лечебницы на 3 %, тюремных заключений на 4 %, убийств на 6 %, общей смертности на 1,9 %. При длительной потере работы смертность увеличивалась в 1,5 раза, причем даже у тех, кто не был уволен, но длительно находился под угрозой увольнения. Ухудшение здоровья происходило даже при полной компенсации материальных потерь, что свидетельствует о важном духовном значении института трудоустройства. Поэтому безработица переносилась легче в тех случаях, когда ее уровень был высоким по всей стране и люди не чувствовали себя одинокими в постигшей их беде.
Разрушительное воздействие либерализма проявляется особенно остро, когда общество оказывается застигнутым врасплох. Так случилось с ГДР, где население мечтало о равноправном братском объединении с ФРГ. Однако вместо счастливой единой семьи восточные немцы получили холод пренебрежения западных немцев и замену высокодуховных нравственных ценностей на мировоззрение индивидуализма и обогащения. Шокирующей предстала распространенная практика двуличия, лжи, несправедливости, мелочности. В результате, по данным социологических обследований, у 70 % жителей бывшей ГДР отмечается глубокое разочарование. В этом с растерянностью признался канцлер Г. Коль, заявив, что не знает, как поступить с Восточной Германией. Там было сделано все по канонам неолиберализма, используя для этого «твердую руку». Общая сумма прямых инвестиций составила около 700 миллиардов марок, а в целом – 1,5 триллиона марок. Уровень жизни населения повысился в 3–4 раза. Однако вместо ожидаемого успеха – двукратное снижение валового продукта, рост преступности, самоубийств, смертности, спад рождаемости.
Объяснить бывшему канцлеру причину парадокса можно словами его соотечественницы, известной исполнительницы авторской песни Б. Тальхайм. «Крушение ГДР было неизбежно политически и экономически. Но нынешняя ФРГ не стала ей настоящей альтернативой: диктатуру идеологии заменила диктатура денег. Десять лет назад я мечтала совсем о другой Германии… Мы в ГДР хотели улучшить нашу систему, а не стать западными немцами. То, что произошло на самом деле, больше напоминает оккупацию. И так думают многие в этой стране… У нас своя шкала ценностей… У нас не столь развито потребительство и мы более открыты. Люди, которые думают, что все можно купить, общаясь с нами, тотчас ощущают угрозу… В этой ФРГ я не чувствую себя дома. Эта система тоже больна… Сейчас воцарилась пропасть между богатыми и бедными. А мое поколение, выросшее в ГДР, хочет жить среди равных… Даже те бывшие граждане ГДР, которые материально устроились неплохо, вовсе не ощущают себя счастливыми… Мир не только для того, чтобы вкалывать, копить и развлекаться. Человек должен сам себе ответить на вопросы: какую функцию я выполняю в этом обществе? Какой позитивный вклад я могу сделать?».
Разочарование от несоответствия надежд и действительности постигло также другие европейские страны бывшего социалистического лагеря. Переход к капитализму характеризовался выраженными разрушительными последствиями в основных сферах жизнедеятельности. Неутешительный вывод следует не только из данных официальной статистики, но и специальных научных исследований. Например, в Венгрии за 1988–1995 гг. психологическая атмосфера значительно ухудшилась: уровень социальной поддержки со стороны друзей и родственников упал на 60 %, резко выросли показатели социальной подавленности, депрессии, потери контроля за ситуацией. В результате либеральный образ жизни оказался менее здоровым для всех выбравших его народов. «Кресты депопуляции», когда смертность превышает рождаемость, поднялись не только над Россией, но и Латвией, Литвой, Эстонией, Венгрией, Болгарией, Чехией и др.
В новейшей истории можно привести много других примеров, когда прививка населению «рыночного характера» сопровождалась разрушительными медико-демографическими последствиями. Об этом многократно писали крупнейшие социальные психологи: П. Сорокин, Э. Фромм и др. Происходит снижение порога чувствительности к жестокости, «когда на всех уровнях жизни заметны некрофильские тенденции: рост интереса… ко всему мертвому, разложившемуся, механическому, автоматическому». В либерализируемой России наиболее демонстративно некрофильская идеология проявляется в телевизионных программах, не только частных,