но и государственных. К числу классических примеров относится «эксперимент», поставленный в 60—70-х годах XX века на населении островов Тихоокеанского региона. «Вестернизация» их мироустройства сопровождалась драматическим увеличением неинфекционных заболеваний (сердечно-сосудистых, легочных, психических, эндокринных и др.), ростом смертности, преступности, самоубийств. Об этом же свидетельствует трагичный опыт Чечни. До 1991 г. этот регион имел наиболее низкие показатели преступности среди всех территорий РСФСР. Вторжение идеологии стяжательства и эгоизма превратило его за несколько лет в очаг работорговли и терроризма. Тому не смогли противостоять даже могучие для горских народов законы предков.

Проведенный анализ твердо убеждает: источником обнищания, духовного разложения и демографической катастрофы в России явился порочный курс реформ. Либеральный проект оказался неадекватным высокому уровню культурного развития, которого народы социалистического содружества достигли к концу XX века. В документах ООН «Повестка дня XXI века» проводится по сути та же мысль, что современный западный мир со всеми его вариациями находится в глубоком общецивилизационном кризисе, чреватом эколого-экономической и социальной катастрофами.

Эпидемические особенности Москвы

Если главная причина депопуляции скрывается в либеральном образе жизни, значит, потребуется искать новый путь реформ. По мнению крупнейших социальных психологов, избавление от порока тотальной некрофилии «возможно только ценой радикальных перемен в нашем общественном и политическом строе – таких перемен, которые обеспечат человеку его господствующую роль в обществе». Однако всякая радикальная смена социально-экономического строя означает революцию, даже если она совершается в «бархатной» форме. Всякая смена качества – это революция. От такого поворота событий отказались даже лидеры КПРФ, заявив, что Россия исчерпала лимит на революции и должна развиваться путем государственного капитализма. Для этого предлагается курс «центризма», в котором объединяются рыночная экономика, сильное государство, большие инвестиции, патриотизм, забота о нуждах населения, поддержка промышленного производства и отечественных производителей.

Обратимся к фактам. Социально-экономическое положение столицы все это время было значительно лучше, чем по России в целом. Соотношение денежных доходов и прожиточного минимума в 1998 г. равнялось, соответственно, 662 % и 224 %. Подушевой розничный товарооборот и объем платных услуг в 1995–1997 гг. превысили общий уровень более чем в три раза. Москвичи регулярно получали заработную плату, потребляли продуктов питания в 1,3–1,9 раза больше, чем средний россиянин. Здесь чаще посещали театры (в 3,5 раза), музеи (в 3,1 раза), больше читали газет (в 8 раз). Отмечалось почти двукратное превышение врачей на душу населения. Не было забастовок. Количество личных автомобилей на 1000 жителей приходилось в 1,7 раза больше. Контраст социально-экономического состояния особенно ярко проявляется в сравнении с наименее благополучным регионом – Дагестаном, где в 1988 г. потребляли меньше мяса в 3,3 раза, молока в 1,8 раза, яиц в 2,4 раза, овощей и фруктов в 1,8 раза.

В экологическом аспекте рост личного транспорта не повлиял существенно на состояние воздушной среды. По сравнению с Россией количество улавливаемых в воздухе загрязняющих веществ уменьшилось, соответственно, на 74 % и 48 %.

Тем удивительнее оказались результаты демографического анализа. Депопуляция в Москве началась на два года раньше, с 1990 года. Величина естественных потерь устойчиво сохранялась на уровне 7–9 промилле в год, что соответствовало ежегодному уменьшению коренного населения на 0,8 %. При такой скорости вымирания время полураспада московского этноса составляет 50–60 лет. Суммарная депопуляция за девять лет оказалась в два раза больше, чем по России, соответственно, 61 и 31 человек на 1000 жителей.

Несмотря на интенсивную миграцию извне (положительный баланс 1,3 промилле в год), численность населения столицы уменьшилась с 9,0 млн. в 1991 г. до 8,6 млн. в 1998 г. Смертность в Москве была выше, чем в России, соответственно, 14,6 и 13,6 промилле, а рождаемость ниже – 7,9 и 8,7 промилле. Прирост смертности от многих заболеваний был выше у москвичей. Такое различие не объясняется возрастными особенностями: доля трудоспособного населения в обоих случаях примерно одинакова, 58 % и 57 %. Особенно парадоксальным представляется сравнение динамики смертности за 1990–1994 гг. в Дагестане и Москве: меньшее увеличение у первых (на 22 %), чем у вторых (на 37 %). Ее абсолютный уровень составил в 1998 г., соответственно, 7,5 промилле и 14,6 промилле.

При анализе причин менее благоприятной демографической ситуации ни один из известных факторов риска не мог служить этому объяснением. Положение прояснилось после сравнения динамики духовного неблагополучия. Пик роста убийств пришелся на 1994 г. и составил в сравнении с 1987 г. у москвичей 978 %, у дагестанцев 450 %. Следовательно, увеличение «греховности» по этому параметру в Москве шло в 2,6 раза быстрее общероссийского темпа. И дело заключалось не в заезжих киллерах, убивающих богатых горожан. Аналогичные различия отмечались также для других социальных аномалий: разбоев, наркомании и т. д. В 2000 г. общая преступность по стране снизилась на 3 %, а в столице выросла на 40 %.

Получается, что Москва живет двойной духовной жизнью. Одна – для гостей, яркая, созидательная, где возвышается храм Христа Спасителя и раздаются призывы к очищению. Вторая – истинная, скрытая от непосвященных, где «дует ветер темных сил», разлагающий души москвичей. Какие факторы сделали их более эгоистичными, агрессивными, стресс-неустойчивыми по сравнению с остальными россиянами? Таких выявлено несколько.

Во-первых, москвичи значительно чаще были вынуждены отказываться от любимой профессии и заниматься менее престижным для себя делом. Причиной тому служил более интенсивный спад промышленного производства. Если по России объем производства сократился за 1991–1999 гг. на 50 %, то по Москве – на 68 %. Среди субъектов Федерации Москва оказалась по динамике к 2001 году на 73-м месте. Для сравнения, Санкт-Петербург – на 56-м месте. Развалились не только тяжелая промышленность, но также легкая, пищевая, в том числе производство конкурентоспособных и хорошо потребляемых на внутреннем рынке товаров. В результате происходила насильственная переквалификация, сопровождавшаяся унижением профессиональной гордости, ломкой психического «я» и стрессовыми реакциями. И богатство столицы – ворованное. За время либеральных реформ Москве достались 57 % всех зарубежных инвестиций, направленных в Россию. В городских банках «прокручивалось» до 60 % отечественного капитала. Через городской бюджет проходили налоговые поступления от естественных монополий, благодаря которым москвичи, по выражению Е. Гайдара, живут «на фонтане, из которого бьет золотой поток». По свидетельству главы городского управления по налогам и сборам, бюджет столицы формировали почти наполовину налоги от Газпрома, РАО ЕЭС, МПС, ЛУКОЙЛа и других крупных производителей. Предприятия, работавшие на всей территории государства, платили налоги по месту регистрации своих фирм в столице.

Москва выступала в данном процессе просто как транзитный сборщик «податей», не стесняясь записывать их себе в «трудовые» заслуги и брать «комиссионные». Благодаря им прямые вложения в основной капитал росли здесь в 3,2 раза быстрее, чем по остальным регионам, и в пересчете на одного жителя пришлось в 22 раза больше финансовых поступлений, чем в среднем на каждого россиянина.

Благодаря ряду преимуществ, сложившихся за годы