ослепило мои глаза. Когда зрение начало возвращаться, я заметила, что неподалеку от входа стоял огромный деревянный стол. За ним торжественно сидел мой отец, чей взгляд был устремлен на меня смешанными эмоциями.

Стол отличался своей роскошью и изяществом. Покрытый изысканной резьбой, он создавал впечатление старинной реликвии. На его поверхности увидела разнообразные предметы, которые позволяли понять, что здесь царила бурная деятельность. Горы бумаг, перья и чернильницы говорили о том, что этот стол был не только местом встреч, но и писательским кабинетом моего отца.

— Ну что, дочь, присаживайся. Буду вводить тебя в курс дела.

Меня всю коробило от данной ситуации. Перед глазами мелькали все те мужчины, с которыми мне пришлось познакомиться. Те картинки, где мое туловище ведет себя падшим образом.

Теперь я понимаю, почему Глецио мне дал тело без памяти о прошлом (хотя это большая редкость для нашего главнокомандующего). Была бы память, у меня сразу же после перемещения разорвало бы сердце, от всех воспоминаний. Ненавижу это тело и противно в нем находиться. Меня словно полили грязью с ног до головы. Такой грязью, которую не смоешь и десятью литрами воды.

— Ну что ты застыла? Присядь, это не терпит отлагательств. Тебе грозят серьезные последствия после твоего поведения. И я считаю, что будет правильным мне высказать в данный момент, все что я о тебе думаю, — мужчина был вне себя от ярости.

Он весь побагровел и я почувствовала — сейчас будет взрыв. Лава покинет его кратер и от меня не останется и живого места.

А может он вообще понял что я не его дочь? Может он сейчас убьет меня?

Мамочки, как же страшно.

Мурашки побежали по телу.

И я, черт возьми, его понимала. Мне и самой хотелось уже удавиться, попасть обратно в заоблачный мир и лучше быть превращенной в жабу. Она хотя бы не ведет такой образ жизни и чиста на ложь. Отец резко встал и пошел в мою сторону.

Глава 5

— Ты мерзкая, противная девушка. И мне стыдно, что ты моя дочь, — резал, словно без ножа этот человек.

Вот так заявление, представляю, как было бы слушать его дочери, если даже мне непросто выдержать оскорбления, но вопреки всему я сдержалась от ответа. Смотря на то, что Селена медийная личность, может её вообще подставили, чтобы отец от нее отрекся?

Хотя…

Нет! Не просто так к ней целоваться тот парень полез. Значит, она действительно вела себя распущено. Только как, теперь, вести себя перед ее отцом? Как залечить все его раны от этой светловолосой бестии?

— Ты опустила меня ниже плинтуса и я тебе этого никогда не прощу!

Ходил кругами отец, даже не смотря в мою сторону, продолжая причитая под нос, заключив замок из рук за поясницей: — Это же надо так… Это же надо так… Да как ты посмела вообще?

А я виновато опустила взгляд и как выпалю, сама не ожидая того: — Так, а что я сделала-то?

"Лучшая защита — это нападение", — промелькнули не мои настойчивые мысли. Придется долго бороться за это тело, с разумом Селены. И эти ощущения, вводят меня в глубокую печаль и негодование.

— Ах ты не знаешь? А вот, полюбуйся-ка.

Он бросил те же самые «грязные картинки» на стол.

— Папа, я видела это. Но я не могла такое сделать. Почему ты мне не веришь? Здесь же сразу видно, меня подставили! — кричала я в ответ со слезами на глазах.

— Убери свои лживые слезы, Селена! Я устал, понимаешь? Устал снимать трёхметровую лапшу со своих ушей. Ты мне обещала не лезть больше никуда, а что я получаю? Вот это вот, курьер принес полчаса назад. Это выше моих сил! У меня больше нет дочери!

Я видела, что ему скорбно и глаза на мокром месте. Он присел за стол и положил обе руки на вески и приступил их массажировать.

Слова отца звучали едва слышно, когда он подложил обе руки под подбородок: — Знаешь, что самое важное для отца? — прошептал он. — Дочь, с которой он не спал ночами, и за которую он беспокоился наблюдая каждый ее приступ болезни. Дочь, для которой он всегда был настоящей горой, всегда рядом.

Раздался глубокий вздох, и он продолжил, указывая на свои глаза: — А знаешь, что самое оскорбительное для отца? Знать, что его дочь стала путаной, и видеть свидетельства своими глазами. Фотографии, где она обнажена, с разными мужчинами. Это просто… как можно так бездарно не уважать своего отца? Как? — с трудом говоря, отец опустил голову: — Мое терпение лопнуло. Уходи!

— А как же важ…

— И ты еще смеешь раскрывать свой паршивый рот? Я все сказал! — закричал отец, указывая ладонью на дверь. — Вали отсюда и никогда не возвращайся. Вот, твои новые документы, деньги на первое время и телефон. Забирай их и убирайся отсюда.

Ком в горле становился все больше, когда я молча слушала отца. Я не смогла даже поднять взгляд, помешанный на горьких эмоциях. Как же мне было стыдно и невыносимо больно видеть его таким разрушенным и опущенным. Последние слова отца проникли в меня, словно занеслись тысячами игл. Они сжали мое сердце и заставили ощутить бездну разочарования и страданий. Но я ничего не сказала. Вместо этого, я забрала все что он отдал и просто ушла, не решившись обратиться к нему.

Что теперь?

Куда мне идти?

Я не умею читать, писать, а это так важно в этом мире. Я не знаю систему проживания здесь и что важно и необходимо для этого мира. Я как маленький, слепой котенок, который только появился на свет.

Станька была бы сейчас как глоток свежего воздуха. Запутавшись не только в мыслях, но и в коридорах, я пыталась найти выход. Зал за залом проходила, а дверь не смогла найти. Словно в лабиринте. На встречу мне попалась Фиона.

— Проблемы мисс Селена?

— Да, да, — обрадовалась я, увидев такое знакомое лицо. — Я не могу найти выход.

Чувствовала я к ней какие-то теплые чувства. Словно что-то такое родное и светлое. Интуиция подсказывает мне, что она к этому туловищу очень добра и всегда Селене помогает.

Фиона удивилась тому что я сказала и поправляя очки на переносице и мелкие частые светлые кудряшки, продолжила: — Это было бы не странно для новых постояльцев, но никак не для вас. Вы же знаете эти лабиринты как свои пять пальцев.

— А я уже здесь никто и звать меня никак.