— Ах, эти Шуваловы! Вечно у них какие-то драмы.

— Но с Юсуповыми? Неужели она действительно дала обещание, а теперь отказывает?

— Посмотрим, что скажет сама княжна…

Ида резко обернулась к Шувалову — атласная юбка взметнулась, несколько цветков выпали из венка, из-под подола показались украшенные сверкающими камнями туфельки. Она смотрела на графа с искренним удивлением.

— Прошу прощения, ваше сиятельство, но вы точно с кем-то меня перепутали, — ее голос был спокоен, но в глазах мелькнуло раздражение. — Я не припомню, чтобы обещала вам два танца на Рождественском балу. Кроме того, я не писала вам писем.

Шувалов с торжеством развернул лист.

— Ах, так? Тогда, может быть, вы не узнаете это письмо? Одно из нескольких, к слову! Позвольте, я процитирую… — он прочистил горло. — Дрогой Дмитрий Борисович, я безмерно признательна вам за подарок. Клубника из вашей оранжереи невероятно вкусна! Отвечая на ваше предложение, могу вас заверить, что оставлю за вами котильон и мазурку на императорском балу по случаю Рождества…

— А клубнику он нам и правда отправлял, — тихо заметил Феликс.

Ида нахмурилась и протянула руку за письмом.

— Позвольте взглянуть. — Она изучила его несколько секунд, затем подняла глаза. — Это не моя рука. Почерк действительно похож, но не мой. Кроме того, письмо написано перьевой ручкой, а я ими не пользуюсь. Это какой-то нелепый розыгрыш.

Феликс забрал письмо у сестры и сам его внимательно осмотрел.

— Она права, Дмитрий Борисович, — заключил он. — Это не ее почерк. Кто-то очень старался подделать его и даже преуспел, но… Нет, моя сестра пишет не столь размашисто и иначе выводит некоторые буквы.

Лицо Шувалова побледнело от злости и смущения. Очевидно, он чувствовал себя глупо, но признавать свою оплошность не собирался.

Но в этот момент раздался новый голос:

— Что здесь происходит?

Гости расступились перед великой княжной Софией, сестрой императора. В серебристом платье с жемчугами, с высоко поднятой головой, она напоминала грозную царицу — лишь венок придавал ей мягкости. Гости склонились в поклоне.

— Господа, объяснитесь, — потребовала девушка. — По какой причине вы нарушаете порядок на празднике?

Ида шагнула вперед и, присев в еще одном реверансе, обратилась к великой княжне:

— Ваше императорское высочество, похоже, имел место неприятный розыгрыш. Кто-то решил разыграть графа Шувалова, заставив его поверить в поддельное письмо.

Великая княжна скользнула взглядом по присутствующим, затем холодно сказала:

— Я ожидала, что ваши светлости будут вести себя мудрее. Советую не устраивать из этого трагедию. Выяснить, кто виноват, можно позже. А сейчас советую прекратить этот спектакль. Ведь мы собрались здесь с иной целью, не так ли?

— Конечно, ваше императорское высочество…

Под ее пристальным взглядом напряжение начало спадать. Шувалов стиснул зубы, но, кажется, смирился с тем, что дальше скандалить не имело смысла.

Чтобы сгладить ситуацию, Ида повернулась к нему и предложила:

— Дмитрий Борисович, я бы хотела сгладить неприятное впечатление от сегодняшнего вечера. Я с удовольствием исполню с вами мазурку, разумеется, если мой кавалер, — она взглянула на Алексея, — не будет против.

Я коротко кивнул.

— Конечно, Ида Феликсовна. Дмитрий Борисович, прошу, мазурка ваша.

В конце концов, почти любой из оставшихся танцев мог стать моим.

Шувалов молча кивнул. Похоже, этот жест примирения ему понравился. Он взял Иду за руку и повел на паркет.

Я повернулся к Феликсу, который задумчиво следил за уходящей парой.

— Что это было?

Товарищ лишь фыркнул.

— Кто-то решил натравить Шувалова на нас. Обычная дворцовая интрига, только исполнение грубоватое.

— Стоит ли ожидать неприятностей от Шуваловых? — уточнил я.

— От самого рода — нет, они слишком заняты своими делами, — Феликс пожал плечами. — А вот Дмитрий Борисович… он славится своей вспыльчивостью и злопамятностью. Так что кто знает… Но вряд ли этот инцидент сделает из него нашего врага.

Пока мы говорили, я, наконец, заметил среди гостей знакомую фигуру. Профессор Толстой беседовал с какой-то миловидной дамой в фиолетовом платье.

— Извини, Феликс, мне нужно кое с кем поговорить, — я направился туда, рассчитывая все же перехватить Толстого.

Профессор был облачен в безупречно сидящий фрак, а в тонкой оправе очков поблескивали стекла. Он выглядел так же, как и всегда — спокойным, слегка задумчивым, немного отрешенным от происходящего. На его руке сверкал ранговый перстень с сапфиром, но теперь мой взгляд зацепился за кое-что новое: обручальное кольцо.

Я перевел взгляд на его спутницу. Женщина лет тридцати с мягкими чертами лица, проницательным взглядом серо-голубых глаз и изящными движениями, выдающими благородное происхождение. Темные волосы уложены в сложную прическу, но несколько завитков кокетливо выбивались из-под нее. На ее руке тоже сверкало кольцо — такое же, как у Толстого.

— Алексей Иоаннович! — профессор заметил меня и расплылся в широкой улыбке. — Вот так встреча! Разрешите представить вам мою супругу — Наталью Васильевну, в девичестве Нарышкину.

Женщина слегка склонила голову, выражая почтение.

— Ваша светлость, — произнесла она с теплой улыбкой. — Мне очень приятно наконец познакомиться с вами. Мой муж не раз рассказывал о вас, и мне кажется, что я знаю вас даже больше, чем следовало бы.

Лишь бы не открывал тайны нашей прошлой жизни. А так пусть пересказывает любые сплетни.

Я ответил ей поклоном и поцеловал руку, соблюдая все нормы этикета.

— Взаимно, Наталья Васильевна. Ваш супруг — человек выдающегося ума, и иметь с ним дело — честь для меня.

— Для нас обоих, — поправила она, взглянув на Толстого. — Ведь он не раз говорил, что рад был работать с вами, пусть это и случалось эпизодически. Теперь и я могу убедиться, что он не преувеличивал.

— О, я редко преувеличиваю, дорогая, — с улыбкой вставил профессор, поправляя очки. — Но, право, разговор обо мне — лишнее. Мы на балу, а бал создан для легкости и радости. Как вам сегодняшний вечер, Алексей Иоаннович?

— Великолепно, — признался я, оглядывая зал. — Организация выше всяких похвал, как и убранство. Но куда важнее атмосфера. Вы посмотрите: всюду улыбающиеся лица, нарядные дамы, светские беседы, музыка. Чувствуется настоящий праздник.

— Ах, это точно, — согласилась Наталья Васильевна. — Сегодняшний бал словно из другой эпохи, когда балы устраивали с настоящим размахом, а не просто ради протокола. Сегодня на дамах особенно красивые венки…

— О, я, как человек науки, восхищен системой освещения, — усмехнулся Толстой.