в относительно тихом углу, частично скрытом от основного потока людей массивной колонной.

Тактически удачное расположение. Риверс явно знал, что делает.

Оглянувшись вокруг и убедившись, что никто не проявляет ко мне особого интереса, я вставил ключ в замочную скважину. Механизм поддался с легким сопротивлением и характерным щелчком.

Открыв дверцу, я обнаружил внутри потертый коричневый кожаный портфель с медными застежками.

Быстрым движением я переложил портфель в свой и закрыл камеру.

Теперь нужно найти безопасное место для проверки содержимого. Мужская комната для отдыха с отдельными кабинками казалась наиболее подходящим вариантом.

Заплатив десять центов служителю за полотенце и кусок мыла, которые мне на самом деле не требовались, я прошел внутрь и занял крайнюю кабинку. Звук льющейся воды из кранов и приглушенные разговоры обеспечивали приватность, достаточную для беглого осмотра находки.

Портфель запечатан сургучной печатью, которую я аккуратно сломал. Внутри обнаружился аккуратно сложенный набор документов, завернутых в вощеную бумагу для защиты от влаги.

Первым, что привлекло мое внимание, был толстый записной блокнот в потертом кожаном переплете с монограммой «C. R.» Я открыл его и обнаружил страницы, заполненные мелким почерком Риверса.

Однако это не обычный дневник, а зашифрованные записи. Разные цвета чернил, цифровые последовательности, аббревиатуры и символы, лишенные очевидного смысла для постороннего наблюдателя.

Несколько страниц вырваны. Аккуратно, но заметно. Кто-то уже побывал здесь до меня? Или Риверс сам изъял особо ценные данные?

За блокнотом следовала карта восточного побережья, испещренная пометками. Красные кружки отмечали Бостон, Нью-Йорк и Вашингтон, а между ними протянулись тонкие линии, образуя некую схему.

Особенно много отметок в районе Бостона, некоторые подписаны крошечными буквами: «Банк Новой Англии», «Текст. ф-ка Стерлинга», «Порт. доки 5–7».

Следующим элементом были несколько фотографий. На первой фронтон здания с вывеской «Continental Trust». Массивное сооружение в неоклассическом стиле с колоннами и фризом.

На второй группа мужчин, выходящих из клуба, среди которых я узнал Форбса и Харрисона. Третья выглядела намного старше, пожелтевший снимок бостонской гавани с парусниками и первыми пароходами. На обороте едва различимая надпись: «Доки Анаконды, 1897».

Анаконда? Первое прямое упоминание загадочной операции. Но эта фотография сделана тридцать лет назад…

Далее следовали газетные вырезки из бостонских изданий, большинство датированные 1925–1926 годами, освещающие продажу текстильной фабрики Стерлинга после смерти владельца. Одна статья выделялась: «Консорциум Continental приобретает активы Стерлинг Текстиль». В тексте упоминалась не Continental Trust, а именно «Консорциум Continental», что казалось странным.

В самом внутреннем кармане портфеля я обнаружил конверт, содержащий железнодорожный билет до Бостона на имя Чарльза Риверса (дата отправления завтра) и маленький ключ с биркой, на которой было написано «Бостон, ЦВ-103». По всей видимости, еще одна камера хранения, но уже на Бостонском центральном вокзале.

Наконец, на дне портфеля лежал сложенный лист бумаги. Я развернул его и обнаружил записку, написанную рукой Риверса:

«Если вы читаете это, значит, я не смог завершить расследование. Конечная точка там, где все началось. Дом на Маунт-Вернон-стрит, 42. Найдите записную книжку старшего Стерлинга. Она спрятана за портретом Эмерсона в кабинете. Скорее всего, за мной следят. Не доверяйте никому, связанному с C. T. Операция „Анакондо“ не просто финансовая схема. Это план по изменению всей банковской системы. 1929 станет годом великих перемен. Они готовятся к этому десятилетиями. Берегитесь».

Я перечитал записку дважды, пытаясь осмыслить новую информацию. Загадка уводила меня в Бостон, в мой родной город.

Вернее, родной город Уильяма Стерлинга. В дом, где он вырос, и где его отец, возможно, оставил ключевые доказательства того, что стоило ему жизни.

1929 год… Риверс что-то знал о предстоящем крахе?

Continental Trust готовился к катастрофе, которая, как я знал из будущего, должна произойти в октябре? Эта мысль встревожила меня. Кто-то еще, помимо меня, мог предвидеть неизбежный финансовый коллапс.

Я аккуратно сложил все обратно в портфель, наклеив новую сургучную печать, которую всегда носил с собой для подобных случаев. Быстро умывшись для поддержания легенды о посещении уборной, я вышел в общий зал и направился к выходу.

И тут я заметил его, высокого мужчину в сером пальто и шляпе, внимательно изучающего ряды камер хранения. Его лицо частично скрыто, но что-то в его поведении заставило меня напрячься.

Он методично осматривал номера, словно искал конкретную ячейку. Возможно, именно ту, которую я только что посетил.

Я не стал испытывать судьбу и немедленно влился в толпу пассажиров, покидающих вокзал через западный выход. Оказавшись на 42-й улице, я поймал такси и назвал адрес кафе, где должен был встретиться с Прескоттом.

По дороге я размышлял о новых загадках.

Бостон. Дом с портретом Эмерсона. Записная книжка отца. «Доки Анаконды». Все это требовало поездки в родной город Стерлинга, и чем скорее, тем лучше.

Операция «Анакондо» не была новым планом. Судя по фотографии 1897 года, ее истоки уходили глубоко в прошлое, возможно даже к моменту основания Continental Trust. И каким-то образом все это связано с грядущим финансовым крахом.

Когда такси затормозило у кафе «Гамильтон», я уже принял решение. Мне нужно было посетить Бостон как можно быстрее. Желательно до того, как начнется моя новая должность у Харрисона.

Ключ к разгадке находился в доме моего «отца». Там, где все началось.

Но ладно. Сейчас надо сосредоточиться на работе.

Кафе «Гамильтон» располагалось на тихой боковой улице Верхнего Ист-Сайда, достаточно далеко от финансового района, чтобы свести к минимуму вероятность случайных встреч с коллегами. Это заведение славилось венскими завтраками и изысканным обслуживанием. Идеальное место для конфиденциальных бесед.

Подходя к кафе, я невольно отметил симпатичную витрину в стиле модерн с изящными деревянными рамами и вензелями из кованого железа. За стеклом виднелись мраморные столики и кожаные кресла, создававшие атмосферу европейского кофейного дома.

Едва уловимый аромат свежемолотого кофе и выпечки просачивался даже на улицу, вызывая мгновенный отклик у прохожих, многие из которых замедляли шаг, взглянув на витрину.

Прескотт уже ждал меня за угловым столиком, частично скрытым декоративной ширмой в стиле ар-деко. Отличное место для разговора, который не предназначен для посторонних ушей.

Элегантный, как всегда, в темно-синем костюме с едва заметной полоской и бордовом галстуке, он изучал утренний выпуск «Herald Tribune».

— Великолепное утро, не так ли? — поприветствовал он меня, складывая газету. — Янки снова разгромили Атлетикс. Бейб Рут сделал два хоумрана.

— Впечатляющий результат, — кивнул я, усаживаясь напротив. Это часть нашего маленького ритуала, начинать с нейтральных тем для любых случайных слушателей. — А вы видели новую постановку «Странной интерлюдии» О'Нила? Говорят, настоящий театральный прорыв.

— Еще нет, но Маргарет не дает мне покоя на этот счет. Говорит, билеты раскупаются за