Она утверждает, что так чувствует себя в безопасности, поэтому я не спорю. К тому же плачу не я. Хотя я вообще не думаю о деньгах, как и Хайден.

Два богатых избалованных ребенка, которым на все наплевать, – вот кто мы.

Должен признать – машина элегантная. Водитель, подъехав к входу в клуб, где мы его ждем, едва смотрит на нас и бормочет несколько слов Хайден. Мы садимся в машину и сразу тонем в мягких кожаных сиденьях. На центральной консоли между нами стоят охлажденные бутылки с водой и лежит парочка мятных конфет.

– Мило, – говорю я Хайден, когда машина, зарычав, отъезжает от клуба.

Она улыбается мне и, взяв бутылку воды, откручивает крышку и делает глоток. Я смотрю на нее, завороженный ее изящной длинной шеей, а когда она откидывает голову назад – не могу отвести взгляд от подвески со звездами, которая лежит у основания шеи. Я веду взгляд по ее гладкой коже до основания V-образного выреза платья и гадаю, есть ли на ней лифчик.

Полагаю, что нет.

– Обычно я не такая импульсивная, – признается Хайден, повернув голову в мою сторону. Я встречаю ее взгляд, вижу волнение, искрящееся в ее глазах. – Для меня это что-то новенькое.

Слабо верится: она кажется импульсивной, готовой на все.

– Может, наконец, скажешь, куда мы едем?

Она расплывается в улыбке и медленно качает головой:

– Не-ет. Это сюрприз.

– Я не очень люблю сюрпризы.

Те, с которыми я сталкивался в жизни, не приносили ничего хорошего.

– Этот тебе понравится. Обещаю.

Мы выезжаем из города по мосту через залив в Окленд. Я молчу. Просто плыву по течению, хотя мое любопытство нарастает. Мы болтаем обо всем и ни о чем, а когда замолкаем, смотрим в окно. Но молчание не кажется неловким, не вызывает дискомфорт, особенно если учесть, что мы еще не очень хорошо знаем друг друга. Временами я украдкой поглядываю на нее, удивляясь ее красоте. Поразительно, что она решила сбежать, хотя даже не знает меня.

До сих пор не понимаю, что нашло на меня, когда предложил ей уехать, но ни о чем не жалею. Вечер был сущим кошмаром. Папа, рекламирующий меня друзьям. Хелена и ее тревожный голодный взгляд, который я постоянно ловил на себе. Знаю, она обсуждала меня с подружкой, что я кажусь ей сексуальным или что-то в этом духе. Но это выходит за пределы моего понимания.

Мне меньше всего хочется трахать жену собственного отца.

Должен признаться: зная, что отец Хайден против меня, я хочу проводить с ней еще больше времени. Поэтому я предложил уехать вместе?

Нет, это нечто большее. Меня тянет к этой девушке. Я мало что о ней знаю, но она мне нравится. Думаю, я ей тоже.

Такси наконец останавливается на вершине холма, посреди жилого района, и Хайден выпрыгивает из машины, радостно поблагодарив водителя. Я тоже выхожу и оглядываюсь: сильный ветер сносит меня и распахивает пиджак. Я кутаюсь, дрожа от холода и ветра, а Хайден подходит ко мне, смеясь:

– Здесь холоднее, чем я думала.

Мой взгляд опускается ниже, ее соски выпирают из-под ткани платья. Да, как я и предполагал.

Лифчика нет.

– Где мы, черт возьми, находимся? – интересуюсь я.

Она останавливается передо мной, игнорируя вопрос.

– Пойдем.

Я позволяю ей взять меня за руку и следую за ней, расстояния между нами достаточно, чтобы я мог наблюдать за ее покачивающимися бедрами. То, как она двигается, гипнотизирует меня, и я испытываю искушение засунуть руку ей под юбку и коснуться верхней части ее шелковистого гладкого бедра. Просунуть пальцы в декольте платья и изучить то, что под ним. Поцеловать эти ухмыляющиеся губы.

Но, наверное, было бы не слишком разумно делать первый шаг, когда вокруг, кроме нас, ни души – в такой-то час. Она, скорее всего, закричит и позвонит в 911.

Если она умная, то так и сделает. Она меня не знает. Я могу оказаться кем угодно.

– Вот мы и на месте, – пропевает она, когда перед нами вырисовывается церковь, парковка рядом совершенно пуста. Она берет меня за руку. – Это за церковью.

– Что? – непонимающе спрашиваю я, ускоряя шаг, чтобы идти рядом с ней.

– Увидишь, – загадочно произносит она.

Мы идем по огромной парковке за церковь и натыкаемся на детскую площадку: большую огороженную территорию с пластиковыми домиками и горками. Все на таких играли в детстве. Там стоит выцветший желто-голубой игровой комплекс с горками, выходящими по обе стороны от него, и скалодромом спереди. Хайден останавливается, бросает мою руку и зовет:

– За мной!

Она начинает карабкаться вверх по горке прямо в туфлях, ее юбка развевается и приоткрывает идеальную задницу.

Я со смехом наблюдаю за ней:

– Какого черта ты делаешь?

– Поднимайся! – Она стоит на самом верху комплекса, под куполообразной голубой крышей.

Я складываю ладони рупором и кричу:

– Я слишком высокий!

Она упирает руки в бока и закатывает глаза:

– Да не настолько. Давай, поднимайся.

Сдавшись, я взбираюсь на другую горку, не такую крутую, мои новенькие туфли Gucci скользят. У меня подкашиваются ноги, и я чуть не падаю лицом вниз, а Хайден лишь хохочет.

– У тебя получится! – подбадривает она.

Я смотрю на нее и, собрав все силы, подтягиваюсь, проскальзываю через туннель и оказываюсь на вершине рядом с Хайден. Я медленно распрямляюсь, боясь удариться о что-то, но все равно бьюсь головой о крышу.

– Видишь? Не так уж и высоко.

Она ухмыляется, протягивая руку, чтобы коснуться моей щеки. Ее пальцы обжигают мою кожу, во рту пересыхает.

– Посмотри в ту сторону.

Она обхватывает пальцами мой подбородок, осторожно поворачивая мою голову, и у меня перехватывает дыхание от открывшегося вида.

Перед нами раскинулся Сан-Франциско – мерцающий, сверкающий городской пейзаж, открывающийся с задворок неприметной старой церкви в одном из районов Окленда.

– Я бы ввел плату за такой вид, – вздыхаю я, не отрывая глаз.

– Правда? Мы ходили в эту церковь, когда я была совсем маленькой, мы жили неподалеку, – рассказывает она.

Я смотрю на нее:

– Ты жила в Окленде?

– В Беркли. Очень-очень давно, в детстве. Еще до того, как папа заработал состояние.

Она с грустью улыбается.

– Он в детстве ходил в эту церковь, поэтому часто приводил нас сюда. Потом говорил, что это помогает ему снова почувствовать себя молодым. Позже я узнала, что это было как раз в то время, когда моя мама поймала его на измене со своей помощницей. Она сказала мне, что он ходил исповедоваться, хотя это не католическая церковь, но это неважно: я была такой маленькой, что все равно ничего не понимала. Понятия не имела, о чем она говорит. Стало ясно, только когда повзрослела.