Но все равно что-то надо было делать. Лукас пообещал, что доставит ее в больницу вовремя. Там ждала маленькая больная девочка. Лукас подошел к лестнице.

– Кейт! – позвал он, но не получил ответа. – Кейт, ты проснулась? Пора ехать в больницу!

Он подождал, надеясь услышать ответ или эхо шагов. Но ничего не было. Не могла же она уйти, ничего не сказав?

– Кейт, нам надо идти!

Шли секунды, но ничего не происходило. Оставалось только одно. Лукас посмотрел на лестницу. Он тысячи раз поднимался и спускался по ней за свою жизнь, и в этом не было ничего особенного. Но однажды он поднялся на второй этаж и обнаружил, что жена ушла и забрала с собой их дочку. Воспоминание было как удар в солнечное сплетение.

В ту ночь он собрал все свои вещи и перебрался на первый этаж. Хотел избежать воспоминаний… и боли. Теперь, из-за Кейт и ее дочери, придется снова подняться.

Шаг за шагом Лукас поднимался по ступеням. На площадке с большим витражным окном он задержался, но не отступил. Следующий пролет он преодолел, прыгая через две ступеньки; в груди было тяжело, кулаки сами сжимались. Он быстро шагал, не глядя по сторонам, не пуская воспоминания – хотя они и так не уходили далеко. И в конце концов остановился перед дверью спальни из тяжелого дерева, выпуская давно сдерживаемое дыхание, прежде чем постучать.

– Кейт, ты проснулась?

Ни звука.

Он постучал снова. И опять ничего.

Может, она заболела? Прогулки под дождем и на холодном ветру никому не идут на пользу. И Лукас не уйдет, пока не убедится, что Кейт в порядке.

Он открыл дверь. Гардины были опущены, позволяя теням танцевать в просторной комнате. Привыкнув к полумраку, он различил Кейт, раскинувшуюся на большой кровати. Она глубоко дышала. Напряженные складки стерлись с красивого лица. А розовые губы были полуоткрыты и выглядели очень соблазнительно.

Он подавил эти мысли. Сейчас не время ее разглядывать, какой бы привлекательной она ни была. У него не будет отношений. В конце концов, люди только причиняют друг другу боль.

– Кейт… – Лукас говорил очень тихо, чтобы не пугать ее. Но когда она не шевельнулась, пришлось подойти ближе. – Кейт, проснись.

Она перекатилась на спину и потянулась. Халат распахнулся, демонстрируя розовый топ с кружевами, облегавший изгибы и закатившийся вверх, открывая нежный белый живот. У Лукаса перехватило дыхание. Она великолепна. Не стоило смотреть, лучше отвернуться… Но он же мужчина, в конце концов.

Кейт увидела его, и момент прервался. Она села на кровати.

– Лукас… Что ты здесь делаешь? – Она посмотрела вниз и запахнула халат. – То есть я знаю, что это твой дом, но… что ты делаешь в моей… то есть в гостевой комнате?

– Я пытался покричать с лестницы и даже стучал в дверь, но ты ничего не слышала.

– Что тебе нужно?

Вопрос прозвучал многозначительно и вызвал у него множество неуместных ответов. Лукас прочистил горло, надеясь, что голос прозвучит нормально.

– Пора возвращаться в больницу. Я подожду внизу. – Он направился к двери, но услышал звук: «кап… кап… кап…»

– У тебя течет кран в ванной?

– Э-э… нет.

– Но я слышу, что-то капает. – Лукас прищурился, вглядываясь в темноту. – Ты не слышишь?

– Конечно слышу. Я не глухая.

Лукас щелкнул выключателем и при верхнем свете увидел корзину для мусора в углу. На потолке вода собиралась вокруг раздувшегося участка штукатурки. Капли падали одна за другой. Кусочки штукатурки усыпали пол.

– Что за… – Он вовремя вспомнил про манеры. Его мать была воплощением этикета. Кэррингтоны никогда не должны опускаться до вульгарности. Особенно при гостях.

– Все протекает с тех пор, как начался дождь. Тебе нужна новая крыша.

– Спасибо, капитан Очевидность. – Лукас стиснул зубы.

– Я же говорила, что работаю дизайнером интерьеров. Я умею не только развешивать картины.

– Значит, крышами тоже занимаешься?

– Нет, – улыбнулась Кейт, – но могу найти специалиста, который быстро управится. Если ты посмотришь по сторонам, то увидишь, что это не единственная протечка.

На этот раз Лукас не стал вспоминать про манеры.

– Вот черт.

Он настолько перестал обращать внимание на дом, что даже не знал, в каком плохом тут все состоянии. Простой уборкой здесь не обойдешься. Потолок был серьезно поврежден, лепнина местами осыпалась.

Кейт перечислила все, что заметила. Не в силах чувствовать вину за то, как позволил разрушиться дому, где вырос… наследству своей дочери, Лукас отвернулся от размытой штукатурки. Кейт говорила так, словно оказалась в своей стихии. Неужели ремонт старых домов может вызывать у кого-то такой энтузиазм?

Наконец она поднялась и застелила кровать.

– Если хочешь, я могу позвонить и вызвать специалистов, чтобы они начали ремонт. Может быть, они кое-что поменяют, обновят…

– Нет. Я не хочу здесь посторонних, не хочу, чтобы что-то менялось, – прорычал Лукас.

Кейт нахмурилась.

– Конечно, придется что-нибудь поменять. Ничто не остается неизменным. Жизнь – это череда перемен.

В последнее время все перемены в его жизни были к худшему, и он с трудом заставлял себя двигаться дальше. Например, его последний визит к дочери в Калифорнию – девочка испугалась его, потому что он был для нее незнакомцем.

– Послушай, – сказала Кейт, вставая прямо перед ним. – Тебе придется заняться этим местом. Ты сам видишь, твое пренебрежение уже сказывается. А когда ты приведешь его в порядок, то сможешь переехать из той комнатушки внизу…

– Меня она вполне устраивает.

Кейт нахмурилась, явно не веря ни одному его слову.

– Тогда тебе стоит подумать о том, чтобы перебраться в дом поменьше и продать особняк какой-нибудь семье, которая будет ценить его очарование.

Лукас окинул взглядом комнату. Когда он был ребенком, здесь жила его тетя. В этой комнате он всегда чувствовал себя в безопасности, ощущал, что его принимают таким, как есть. Дом состоял из воспоминаний, хороших и плохих. И Лукас не мог теперь их все выбросить.

Призраки прошлого заполнили его разум. Казалось, что стены сжимаются. Каждый вдох дается все труднее. Ему нужно на воздух. Лукас пошел к двери, игнорируя просьбы Кейт остановиться.

Хотя он не хотел этого признавать, но Кейт была права. Состояние особняка куда хуже, чем он думал. На плечи навалилась тяжесть вины. Его родители и предки пришли бы в ужас, если бы увидели, до чего он довел их дом. Они вверили ему особняк Кэррингтонов, но он не выполнил свою задачу. Когда он бежал по ступеням, у него горело в груди.

Даже если он однажды сможет вернуть свою дочку – если она перестанет смотреть на него как на страшного незнакомца, – он не сможет привести ее сюда. Не сможет показать бесчисленные портреты предков, которые его бывшая жена засунула на чердак. Пыль. Облезающая, потрескавшаяся штукатурка. И скорее всего, плесень. Здесь нельзя жить ребенку… и даже взрослому.