– Бандиты, – подхватила баба Валя. – Аквариум мне разбили. А я при чём. Чего подписывать.

– Да-да, вот именно, – Чурбанов для верности несколько раз кивнул. – А пока – фанеру. Ладно? Чтобы в окно не дуло. Сейчас принесу и чуть-чуть заделаю. Ладно?

– Сходи в магазин, – вдруг сказала баба Валя. – Белой булки мне купи и маленькую. Магазин-то открыт?

– Открыт, куплю.

– Ну вот, – баба Валя притиснулась ещё ближе, подняла голову, так, что Чурбанов в свете окон хлебозавода с улицы мог теперь хорошо разглядеть ее лицо и белые патлы. – Водочки и белой булки принеси. Денежки я тебе отдам. У меня есть.

– Хорошо. А может быть, ещё что-то нужно? Я список напишу, баба Валя, всё строго по списку.

– Нет-нет, ничего больше не нужно. Больше ничего не нужно. Всё у меня есть, мне ничего не нужно. Только белой булки и маленькую. А то купишь, что мне не надо. А мне булку надо, белую. И маленькую. Это любую можешь, любую.

Чурбанов выбежал из подъезда, завернул в подворотню, дошёл до магазина. Магазин был старенький, провинциальный. Там настоялось то же сонное, хлебное комковатое тепло, что виднелось в окнах. Над жёлтым прилавком с крендельками в пакетах дремала продавщица в синем кокошнике. Солёные огурцы мокли в жестяном пятилитровом бочонке. Водки и коньяки стояли под ключом, за слегка обляпанными стеклянными дверцами.

– Булку и маленькую, – сказал Чурбанов, и вдруг почувствовал что-то странное, как будто это не он гипнотизировал бабу Валю, а она его. И как будто он на самом деле был не в магазине, а где-то ещё. Отчего-то сильно ёкнуло и быстро-быстро забилось сердце.

Чурбанов заторопился, схватил товары и выскочил в дверь. Тут же перед его носом в подворотню въехал мерс цвета «вишнёвая кровь». Чурбанов выждал, пока проедет, заскочил в подворотню, оттуда, пока те парковались в крохотном дворе, – в подъезд.

– Вот, – сказал он, выкладывая на стол булку и водку. – Принёс.

Баба Валя всё стояла посреди комнаты.

В дверь громко постучали. Повторили ещё громче.

– Стойте здесь, – велел Чурбанов бабе Вале.

Он вышел в прихожую.

– Кто там? – проорал он прямо в дверь.

Трое, а может, и четверо. Чурбанову было не страшно, но довольно-таки противно. Четверо, со стволами небось.

– Бабка, кто там у тебя? Эй, открывай. Нас много, – слышалось с той стороны двери.

Чурбанов внезапно развеселился. Он дёрнул дверь на себя, и чуваки, а их было только двое, ввалились в прихожую.

Чурбанов кинулся пожимать им руки. Первый был квадратный и только казался грузным, а передвигался вороватой паучьей побежкой. Другой был прямоугольный, возвышенный. Когда он стоял рядом, то похож был на человека, и даже неплохого, особенно в профиль.

– Приятно видеть коллег! – веселился Чурбанов, пожимая их руки обеими своими. Мучители слегка оторопели.

– А ты-то кто? – спросил квадратный, моргая маленькими блестящими глазками. – От какого банка или чего?

– Я генеральный директор Чурбанов! – рявкнул Чурбанов, как адский предводитель. – Указ от первого декабря слышали?! О проверке деятельности коллекторских агентств…

– Проверке что-что, – спросил ровным голосом тот, который был слегка похож на человека и стал похож поменьше. В темноте Чурбанов не видел его лица. Вообще коллекторов было как-то плохо видно, словно бы они сами заслоняли себя, мешали на себя смотреть.

– Коллекторских агентств, – ехидно сказал Чурбанов и тут же понял, что они ему не верят.

– А я водочки налила, – проскрипела баба Валя откуда-то из-за стола. – Булочки нарезала. Что вам от меня нужно? Я ведь ни в чём не виновата. Петя умер, я всю жизнь на хлебозаводе проработала. А хлебозавод, это же сердце города.

Город живёт, потому что хлеб вот есть. А они приходят и говорят: отдавай телевизор. Вот булочка белая, кушайте. Я с блокады…

– Водочки-то можно, – сказал квадратный и заслонил окно своей негустой чернотой. Интересный у него голос, подумал Чурбанов не без страха. Голос этот доносился будто издалека. Учитывая размеры комнаты, эффект выходил подлинно жуткий, как если бы квадратный сам по себе был колодцем, а голосовой аппарат у него находился на самой глубине, метров тридцать как минимум.

– Булочку – это мы вообще с удовольствием, – сказал прямоугольный и, согнувшись, как полоска тёмной бумаги, сел на стул. – Возьмите, – он передал рюмку Чурбанову.

Чурбанов уже было почти совсем взял, но почему-то вдруг передумал, он и сам не понял почему.

– Знаете, – сказал он прямоугольному, – вот не хочу я с вами пить, простите уж. Вы зачем бабу Валю доводите? Я когда пришёл, она в жутком состоянии была. А теперь даже старается, чтобы вам угодить. Кому рассказать, никто не поверит. Вы ей дверь сожгли, квартиру хотите отобрать, а она вам водки, хлебушка. Нормально это?

– А ты чё знаешь, – прогудел квадратный, залив в свой колодец водку. – Ты ваще тут никто. А мы бабы-Валины контрагенты, если хошь, мы её партнеры. Квартира нам отписана, мы здесь останемся. А кто довёл, надо ещё доказать. Ты тут, чувак, в подвале фирму держишь, что ли? Ну, так ты конкретно попал…

– А может, не надо? – похожий на человека махнул рюмку, поморщился, зачем-то глянул в неё и зажевал хлебный мякиш.

– Надо-надо, – вдруг сказала баба Валя. – Это плохой человек, он Петю моего убил. Да ещё и пить не хочет с нами. Даже хлеба нашего не ест… Я ни в чём не виновата, я с блокады, это он меня вот и довёл. Аквариум разбил, окна побил. Пришёл и говорит: отдавай телевизор… А я булочки купила…

Чурбанов закрыл глаза рукой: ну и влип. Бабка определённо не соображала. Квадратный двор-колодец надвинулся на него:

– Чего бабок кошмаришь, коллектор, а?

Чурбанов схватил сломанный стул и огрел квадратного. Тот ловко заслонился и бросился на него. Прямоугольный вскочил. Чурбанов перепрыгнул через стол и молниеносно пригнулся: над ним пролетело что-то тяжёлое, окно со звоном осыпалось окончательно. Чурбанов распрямился, уклонился вбок и вломил прямоугольному.

И не то чтобы так уж сильно он вломил, но эффект от этого удара произошёл суперменски потрясающий: прямоугольный скорчился от боли и перегнулся пополам.

– Ты сука что делаешь-то… – простонал он.

Чурбанов метнул взгляд на квадратного, но, к удивлению, увидел, что тот тоже согнулся пополам, хватая ртом воздух, под шнурком, на котором висит разбитая лампа, и вид у него такой, как будто Чурбанов вломил и ему тоже, обоим сразу. Чурбанов попытался вспомнить, бил он квадратного или нет: кажется, не бил. Стулом разве что, но он после этого ещё ого-го как скакал. Ну не баба Валя же его так убрала?

Или?..

– А-а-а, – застонал квадратный, упал на колени, потом – медленно – на пол и задёргался.

– А-а-а, – стонал прямоугольный, скрючившись на диване. – Баб… ка…