Понятно, что такое существование не способствовало благомыслию. В доме 39 все чаще случались драки, от поножовщины, побоев и несчастных случаев погибли пять человек73. В среде безработных студентов ходили слухи, что пятифранковое вспомоществование со дня на день отменят и всех нахлебников выселят. Старожилы рассказывали, что такое уже случалось — в феврале 1921 года. Тогда студентам под руководством известного бунтаря Цай Хэсэня, прибывшего во Францию в конце января 1920 года, удалось отстоять свое «право на жизнь», но кто знал, что могло произойти теперь? Немало жителей палаточного городка слегло в больницу от нервных потрясений.

Уезжать в Китай при этом никто не хотел, несмотря на то что посольство предлагало оплатить билеты: бесславное возвращение означало «потерю лица». Оставалось ждать и выражать недовольство. И тут в начале сентября работники общества наконец объявили, что с 15-го числа отказываются снабжать студентов. Митинги протеста, петиции, гневные выступления на этот раз ничего не дали: в середине сентября обитатели дома 39 лишились последнего источника существования. У них, правда, еще теплилась надежда выжить, связанная с тем, что как раз в то время при поддержке мэра города Лиона, будущего премьер-министра Франции Эдуарда Эррио, при Лионском университете открылся Китайско-французский институт, о котором говорили, будто он будет бесплатным. Институт был рассчитан на две тысячи человек, и многие не утратившие желания учиться жители палаточного городка рассчитывали, что их туда примут. Однако вскоре выяснилось, что организаторы движения за работу и учебу во Франции Ли Шицзэн и У Чжихуэй, а также поддерживавший их ректор Пекинского университета Цай Юаньпэй, осознав, что идея самообеспечения студентов обанкротилась, приняли решение переориентироваться на работу с теми жаждущими знаний китайцами, которые могли оплатить свое образование, не нанимаясь на французские предприятия. Иными словами — на детей из богатых семей. Назначенные содиректорами нового учебного заведения У Чжихуэй и Жан Лепин (известный французский профессор и доктор медицины) объявили, что институт предназначен для подготовки элиты китайского общества и что безработные и бездомные студенты допущены туда не будут74.

В ответ «возмутитель спокойствия» Цай Хэсэнь, живший, правда, не в Ля Гаренн-Коломбе, а в Монтаржи, в 110 километрах к югу от Парижа, совместно с другими активными бунтарями, в том числе знакомым нам Чэнь И, составил гневное письмо Цай Юаньпэю. Его подписали 243 человека, среди них и Дэн, впервые принявший участие в акции, носившей политический характер75.

Вскоре после этого 125 наиболее активных подписантов прибыли в Лион и попытались прорваться в здание института. Французские полицейские их, разумеется, не пустили, арестовав 104 бунтаря, в том числе Цай Хэсэня, Чэнь И, а также таких впоследствии знаменитых участников коммунистического движения, как Ли Лисань и Сян Цзинъюй. Через месяц их всех депортировали в Китай76.

В штурме института Дэн участия не принимал, так что, несмотря на подпись под письмом 243-х, депортации не подлежал. Конечно, он сочувствовал старшим товарищам, но вскоре новые события отодвинули этот эпизод на второй план.

В конце октября 1921 года он и его дядя нашли наконец работу — на фабрике искусственных цветов «Шамбрелан». Но через две недели их рассчитали, и они стали перебиваться случайными заработками. И только в начале февраля 1922 года оба получили долговременную работу — на этот раз на заводе резиновых изделий «Хатчинсон» в местечке Шалеттсюр-Луен в окрестностях Монтаржи. Это считалось большой удачей: зарплата была относительно неплохой, общежитие — бесплатным, а еда, которую китайские рабочие (их на заводе насчитывалось чуть более тридцати человек) готовили для себя сами, — дешевой и вкусной77.

Дэн пробыл здесь восемь месяцев — с 14 февраля по 17 октября 1922 года. В цехе резиновой обуви изготовлял галоши. Работа была не слишком тяжелой, хотя и отнимала целых 54 часа в неделю. В свободное время он бродил по Шалеттсюр-Луен, ездил в Монтаржи, небольшой симпатичный городок, заслуживший своими многочисленными каналами славу «Венеции района Гатинэ» (средневековое название этой части Франции), или беседовал с соседями по общежитию. Среди тридцати с лишним его новых знакомых имелось немало интересных личностей: прежде всего уроженец провинции Фуцзянь Чжэн Чаолинь, а также аньхойцы Инь Куань, Ван Цзэкай и Ли Вэйнун. В начале лета появился еще один примечательный человек — уроженец провинции Гуйчжоу Ван Жофэй. Все эти люди выделялись из общей массы необычными взглядами на действительность. Выражая негодование по поводу банкротства идеи «экономной учебы» (все они какое-то время учились в различных французских коллежах), эти молодые ребята (самому старшему, Ли Вэйнуну, было 27) так же, как прежде Чэнь И, связывали свои проблемы с «пороками общественного устройства». Но если с Чэнем Дэн во время работы на «Шнейдере» не общался, то здесь, с этими умными товарищами, называвшими себя коммунистами, просто отводил душу. «Был у нас восемнадцатилетний парнишка из Сычуани, низенький, толстенький, — вспоминал о нем позже Чжэн Чаолинь. — Каждый вечер носился по бараку, то с одним поговорит, то с другим посмеется»78. Дэн «был самым молодым, — продолжал Чжэн. — …Мы все любили его, относились к нему, как к ребенку. Нам нравилось беседовать с ним, шутить, играть»79.

Так, в шутке, игре и беседе Дэн стал усваивать новые для себя коммунистические идеи. А вскоре начал читать соответствующую литературу, вновь заинтересовался ранее либеральным, а теперь большевистским журналом «Новая молодежь», который стал органом созданной в июле 1921 года в Шанхае Коммунистической партии Китая и по-прежнему издавался бывшим лидером движения «4 мая» профессором Чэнь Дусю, а ныне вождем-основателем китайской компартии.

Конечно, до Дэна и прежде должны были доходить известия о коммунизме, большевизме и Октябрьской революции в России. Ведь когда он жил в Чунцине, известные сычуаньские газеты «Синцижи» («Воскресенье») и «Гоминь гунбао» («Нация») неоднократно публиковали статьи о русских большевиках и их идеологии. А уж во Франции в начале 1920-х годов вообще не было ни одной газеты или журнала, которые не писали бы о Ленине и Троцком, причем некоторые выражали российским революционерам глубокую симпатию.

В декабре 1920 года Чэнь Дусю отправил в Париж своего связного, члена Пекинского коммунистического кружка Чжан Сунняня (он же Чжан Шэньфу), который весной следующего года организовал там первую в Европе китайскую коммунистическую группу. В ней оказалось всего три члена: он сам, его юная супруга Лю Цинъян, присоединившаяся к комдвижению всего за месяц до того, и молодой уроженец провинции Цзянсу — Чжоу Эньлай, которому Чжан и его жена, знавшая Чжоу по совместной патриотической работе в Китае, дали формальные рекомендации80. После этого Чжан Суннянь привлек в ячейку сычуаньца Чжао Шияня и хунаньца Чэнь Гунпэя (последний до приезда во Францию уже состоял членом Шанхайского коммунистического кружка)81. Вплоть до своей высылки из Франции в октябре 1921 года коммунистические идеи среди китайских студентов распространял и Цай Хэсэнь, тот самый бунтарь, который организовал их выступления за «право на жизнь». Целые дни и ночи проводивший за чтением революционных социалистических книг, он еще в 1920 году высказал идею о необходимости организации в Китае коммунистической партии, «поскольку она является инициатором, пропагандистом, авангардом и штабом революционного движения»83. В конце 1921 года в Париже старший сын Чэнь Дусю, Чэнь Яньнянь, придерживавшийся, правда, в то время анархистских воззрений, стал выпускать на ротаторе первый среди китайских студентов журнал «Гунъюй» («Свободное время»), который среди прочего уделял внимание и марксизму, и большевизму83.