Миранда еще вчера снабдила нас замечательным душистым мылом, очень ароматным. Я слила воду из кувшина на голову девочки, а затем, намылив со всей тщательностью ее густые волосы, размыла их. Взяв толстую мочалку, я провела по шее, детским ручкам, груди и животу. Перекинув длинные волосы девочки наперед я собралась пройтись мочалкой и по спине.

Но как только я прикоснулась к ее нежной коже, случилось невероятное. Мерцание. Сначала редкое, а затем оно проявилось по всему телу дочки.

— Жжет, — вскрикнула Виттория ударив руками по воде. — Мамочка, больно!

Я стала быстро набирать в кувшин воду из крана и сливать пену. Затем вынула кроху из ванны, закутав в большое полотенце, и чуть ли не бегом направилась к нашей общей кровати.

— Потерпи, милая. Я должна разобраться, что случилось.

Моя смелая и отважная Виттория ерзала на постели и все сильнее и отчаяннее плакала.

— Больно, больно…

Я, не чувствуя ног, решилась все-таки посмотреть, чем вызвана подобная реакция девочки, и, улучив подходящий момент, быстро сдернула полотенце с нее.

— Ох… — лучше бы это было чем-то другим, но…

Я прикусила щеку с внутренней стороны до крови, потому что на спине Виттории я четко увидела метку когтистой лапы, сжимающей алмаз.

Придя в себя, во-первых, я попробовала успокоить дочку; во-вторых, быстро растерев полотенцем уже порядком замерзшую кроху, попыталась помочь с ее новой одеждой.

Но боль не утихала, а малышка продолжала плакать.

Особо ни на что не надеясь, я решила попробовать полечить Витторию. Так делала моя бабуля, прикладывала руки и просто читала молитву или пела какую-то одну из своих любимых песен из детства.

С молитвами я была очень на «вы», а вот песню одну очень хорошо запомнила. Бабушка еще шутила, что она, наверное, была подкидышем в нашей семье. Потому что владела чужим языком северных народов, но мне она ее всегда пела на нашем родном.

— Потерпи, моя милая, — я тихо проговорила и запела:

«Чтобы счастлив был птенчик,

Снежные покровы растают-исчезнут,

Суровая зима уйдет-отступится,

Сильные морозы пройдут-сгинут,

Могучая стужа утихомирится,

Большая нужда-забота отпадет.

Для счастья белого птенчика,

Шалунишки малого моего,

Печь из серебра сделаю,

Колыбель из золота сотворю».

Виттория сначала прислушивалась, затем ее жалобы на боль стали сходить на нет. А с моих пальцев неожиданным образом сорвалась магия. Она взяла дочку словно в защитный кокон, и тогда кроха совсем расслабилась и перестала плакать.

— Мамочка, я заболела? — проговорила Виттория.

Как ей все объяснить — я понятия не имела. Малышка жила столько лет в неведении, собственно, как и я, не знавшая о существовании других миров, что вскрывшаяся правда могла ей только навредить. И потом, никто не отменял преследований хозяйки женского пансиона. Я чувствовала, что Виттория до сих пор находилась в опасности.

— Нет, что ты, милая. Вероятно, то, что ты задействовала свою магию…

— Это не так… — прервала мои размышления вслух дочка. — Я и раньше создавала подобные вихри, особенно когда леди Челтнем собиралась меня наказывать.

Я застыла на месте. Одно мимолетное упоминание о наказании заставило меня испытать настоящий ужас.

— Как она собиралась тебя наказывать?

— У нее была плеть. Все провинившиеся особы подвергались испытанию души и тела. Леди Челтнем указывала, что наша плоть лишь оболочка, а душа… душа обязана страдать и подвергаться влиянию извне. Потому что она и только она знает истину и правду.

Я с ужасом смотрела на эту маленькую крошку, а в теле закипала кровь от обиды и негодования. Какая-то фанатичка, пользуясь своим положением, внушает девочкам настоящую ложь, выставляя себя в глазах неокрепших умов и сердец мессией…

— И что же ты…

— Я показала, что будет, если она тронет меня и остальных. Мамочка, мне удалось ее испугать. Леди Челтнем не обижала меня больше, только…

Я даже боялась спросить, к чему могла эта чокнутая принудить ребенка.

— Что, милая? Не бойся, я рядом с тобой, — я села к Виттории поближе и обняла свою дочку.

— Она просила меня спускать вихрь по определенным дням. И я думала, что это не причиняет никому вреда, но потом…

— Ты можешь мне сказать все. Я не изменю к тебе своего отношения. Виттория, я помню о твоей помощи там, в поезде. Теперь мы вместе, и можно не бояться.

Девочка слизнула кончиком языка одинокую слезу, скатившуюся по ее щеке.

— Там были люди, в пригороде. Вихрь наносил урон их домам и животным. Леди Челтнем пообещала справиться с ситуацией, если только они будут платить.

Теперь мне стало очевидно, зачем понадобилась Виттория этой грымзе. Дочка для нее была той самой курицей, которая несла золотые яйца.

Я не очень понимала, как оградить Витторию от преследования. И если магия девочки настолько поспособствовала коварным замыслам Луизы Челтнем, то принадлежность ребенка к исчезнувшему виду станет настоящей катастрофой.

— Давай мы переоденемся и спустимся к леди Дулиттл, она наверняка нас уже заждалась?! А о том, что случилось в ванной комнате, нам лучше стоит позабыть, — я поцеловала девочку в ее прохладный лоб, заправила прядь волос, выбившуюся из ее прически.

— Я обещаю больше не плакать, — улыбнулась Виттория и потянулась к своему наряду.

Я быстро помогла дочке с одеждой, затем малышка обула подаренные туфельки.

— Теперь садись в кресло и жди меня. Я быстро.

Мне удалось пересобрать свою прическу. Немного припудрив лицо, тем самым я скрыла красноту своих заплаканных глаз. В окно я старалась больше не смотреть, потому что совершенно было непонятно, смогу ли вновь преодолеть то притяжение, что исходило из самых глубин кимберлитовой трубки.

Когда мы были обе готовы, то спустились к Миранде, а за то время, что мы отсутствовали, в гости к леди Дулиттл заглянул и племянник, по причине навестить не только тетушку, но и свою невесту.

Гейлор стоял внизу у подъема лестницы. Собранный и немного опасный. В нем чувствовалось напряжение и злость… Он посмотрел на меня таким многозначительным взглядом, что захотелось превратиться в муравья.

— Добрый день, — тихо проговорил Глава, — рад,