Ближайшая задача вырисовывалась отчетливо. За полгода после убийства Шолема Димитриос добрался до Софии и был вовлечен в заговор с целью убийства премьер-министра Болгарии. Латимер обнаружил, что определить время, которое требуется на вовлечение в заговор с целью убийства премьер-министра, несколько затруднительно. Но было очевидно, что Димитриос прибыл в Софию почти сразу после отъезда из Смирны.

Если он и в самом деле бежал на греческом пароходе, то сначала должен был заехать в Пирей и Афины. Из Афин он мог добраться по суше через Салоники до Софии или морем через Дарданеллы и Золотой Рог до Бургаса или до Варны, болгарского черноморского порта. Стамбул в то время был в руках союзников, которых он мог не опасаться. Вопрос состоял в следующем: что побудило его отправиться в Софию?

Логично было бы поехать в Афины и попытаться разобраться на месте. Хотя дело предстояло нелегкое. Даже если беженцев записывали и даже если эти записи сохранились, учитывая количество приезжих, они скорее всего были неполными. Но отчаиваться не стоило. В Афинах у писателя имелась парочка влиятельных друзей, и если такие записи существовали, то он сможет получить к ним доступ.

Когда на следующий день судно, еженедельно ходящее в Пирей, вышло из Смирны, среди пассажиров был и Латимер.

После турецкой оккупации Смирны больше восьмисот тысяч греков вернулись в свою страну. Голые и голодные, они приезжали в битком набитых трюмах, на переполненных палубах. Некоторые несли на руках погибших детей, похоронить которых не было времени. С ними пришли сыпной тиф и оспа.

Уставшая от войны, разрушенная, страдающая от недостатка продовольствия и медикаментов, родина приняла их.

В наспех сколоченных из подручных средств лагерях беженцы мерли как мухи. В Пирее и в Салониках горы трупов лежали на зимнем холоде. Потом Четвертое собрание Лиги Наций на заседании в Женеве выделило Нансеновской организации сто тысяч франков золотом. И в Греции начались спасательные работы. Были построены огромные поселения беженцев. Стали доставлять еду, одежду и медикаменты. Эпидемии остановили. Выжившие организовывали новые поселения. Впервые в истории благоразумие и добрая воля смогли прекратить бедствие такого крупного масштаба. Как будто животное под названием человек наконец-то обнаружило у себя сознание, как будто оно наконец-то осознало свою человечность.

Все это и даже больше Латимер услышал в Афинах от своего друга, Сиантоса. Когда, однако, писатель дошел до сути своих расспросов, Сиантос поджал губы.

— Полный список тех, кто приехал из Смирны? Их слишком много. Если бы вы видели, как они приезжали, в каком количестве и в каком состоянии… — Потом последовал неизменный вопрос: — А зачем вам?

Латимер уже понял, что вопрос этот будет всплывать снова и снова. И он приготовил объяснение.

Сказать правду? Объяснить, что исключительно из научных целей он пытался проследить жизнь покойного преступника по имени Димитриос? Непростое дело. Он в любом случае не жаждал услышать еще одно мнение по поводу своих шансов на успех. Собственное уже достаточно его тяготило. То, что казалось привлекательной идеей в турецком морге, в ярком теплом свете греческой осени выглядело глупой затеей. Проще было обойти спорный вопрос.

Он ответил:

— Все дело в новой книге, которую я пишу. Нужно проверить одну деталь: возможно ли проследить путь беженца спустя такое время.

Сиантоса удовлетворил такой ответ, а Латимер про себя усмехнулся. Как хорошо быть писателем. Можно с легкостью оправдать самую странную блажь.

Латимер обратился к Сиантосу, потому что тот занимал в Афинах довольно значимый правительственный пост. Но теперь вернулось былое разочарование. К концу недели Сиантос только подтвердил существование списка, который находился в ведении муниципальных властей, и сообщил, что он имеется не в открытом доступе и для ознакомления с ним нужно получать разрешение. Это заняло еще неделю: неделю ожидания, сидения в кафе, знакомств с влиятельными джентльменами, которые не прочь были выпить. Наконец он дождался разрешения и на следующий день появился в бюро, где хранились списки.

Справочное бюро представляло собой выложенную кафелем пустую комнату с конторкой. За конторкой сидел дежурный служащий. Когда Латимер задал свой вопрос, он только развел руками. Упаковщик инжира по имени Димитриос? Октябрь 1922-го? Невозможно. Список составлен в алфавитном порядке, пофамильно.

У Латимера внутри все оборвалось — выходит, его усилия напрасны. Он поблагодарил мужчину и отвернулся, когда ему в голову пришла одна мысль. Оставался последний шанс…

Он повернулся к служащему:

— Посмотрите, пожалуйста, на фамилию Макропулос.

У него возникло смутное ощущение, что во время разговора через дверь, ведущую на улицу, в справочное бюро вошел человек. Косые лучи солнца освещали комнату, и, когда вошедший проходил мимо окна, на плитке промелькнула длинная кривая тень.

— Димитриос Макропулос? — повторил служащий. — Уже лучше. Если в списке есть человек с таким именем, мы его найдем. Вопрос только в терпении и организации. Пожалуйста, пройдемте со мной.

Он поднял откидную доску конторки и пропустил Латимера, бросив взгляд ему за спину.

— Я ушел! — крикнул он — У меня здесь помощников нет. Все сам, все сам. А люди так нетерпеливы. Я занят, а они не могут подождать. — Он пожал плечами. — Их дело. Я исполняю свой долг. Следуйте за мной, пожалуйста.

Латимер спустился за ним по каменной лестнице в громадный подвал, заставленный рядами стальных шкафов с выдвижными ящичками.

— Организация, — прокомментировал служащий. — Вот секрет современного искусства управления государством. Организация сделает Грецию великой страной. Новой империей. Но необходимо терпение.

Он направился к группе небольших шкафов в углу подвала, открыл один из них и стал кончиками пальцев перелистывать карточки. Наконец остановился на одной, тщательно ее рассмотрел, а потом задвинул ящик.

— Макропулос. Если есть запись об этом человеке, то мы найдем ее в шкафу под номером шестнадцать. Вот что значит организация.

Однако в шкафу под номером шестнадцать их поджидала неудача. Служащий развел руками, поискал снова… Потом Латимера осенило.