Мы с ним вместе работали, упаковывали инжир. За жестокость и злой язык многие его ненавидели. Но я люблю людей как братьев и иногда, во время работы, разговаривал с Димитриосом, рассказывал ему о Боге. И он меня слушал.

Когда греки отступали перед победоносной армией Истинного Бога, Димитриос обратился ко мне и попросил его спрятать, так как он правоверный. И я его спрятал. Но когда к нам на помощь подоспела наша прославленная армия, Димитриос не вышел, потому что по документам, подписанным приемными родителями, был греком и боялся за свою жизнь. Он остался в моем доме, а когда выходил, то одевался как турок. Как-то раз он мне сказал, что есть такой еврей Шолем, который прячет у себя много денег, греческие произведения искусства и даже золото. Он сказал, что настало время отомстить тем, кто оскорбил Истинного Бога и его Пророка. Ведь это несправедливо, что какая-то еврейская скотина владеет деньгами, по праву принадлежащими правоверным. Он предложил незаметно пробраться к Шолему, связать его и забрать деньги.

Сначала я испугался, но он напомнил мне, что в Коране сказано: любой, кто сражается во имя Аллаха, победит он или проиграет, все равно получит великую награду. И вот какова моя награда: повесят как собаку.

Это еще не все. Той ночью после комендантского часа мы пошли к Шолему и прокрались по лестнице в его комнату. Дверь была закрыта на засов. Димитриос постучал и сказал, что патруль должен осмотреть дом. Шолем открыл дверь, ворча, что его разбудили. Когда он нас увидел, то, воззвав к Богу, попытался закрыть дверь. Но Димитриос схватил его и держал, а я вошел и стал искать на полу неплотно прибитую доску. Димитриос бросил старика на кровать и прижал его коленом.

Вскоре я обнаружил нужную доску и радостно повернулся, чтобы сказать об этом Димитриосу. Тот стоял ко мне спиной, накрыв Шолема одеялом, чтобы заглушить крики. Он объяснил, что сам свяжет Шолема веревкой, и вытащил нож. Я ничего не ответил, потому что подумал, что он хочет отрезать веревку. А он быстро поднес нож к шее старого еврея и перерезал ему горло.

Кровь забулькала. Брызги били как из фонтана. Димитриос отошел, какое-то время смотрел на умирающего еврея, а потом перевел взгляд на меня. Я спросил, зачем он это сделал, а он ответил, что так было надо: он мог сдать нас полиции. Шолем все еще бился на кровати, кровь лилась, но Димитриос был уверен, что тот уже мертв. После этого мы забрали деньги.

Потом Димитриос сказал, что лучше разделиться. Каждый должен взять свою долю и по очереди уйти. На том и порешили. Я боялся, что он задумал меня убить, ведь у него был нож, а у меня нет.

Я спросил, почему он рассказал мне про деньги. А он ответил, что ему нужен был подельник, чтобы искать деньги, пока он держит Шолема. Но я понял, что он с самого начала хотел его убить. Тогда зачем он взял меня с собой? Он мог убить еврея, а потом найти деньги. Мы поделили награбленное поровну, и Димитриос улыбался, даже не пытаясь меня убить. Мы ушли оттуда по очереди. За день до этого он рассказывал, что возле берега стоят греческие корабли. Димитриос случайно услышал, как какой-то человек говорил, что капитаны этих кораблей берут беженцев, если те могут заплатить. Наверное, на одном из них он и сбежал.

Теперь я понимаю, что оказался полным дураком. Он справедливо надо мной смеялся. Димитриос понял, что когда мой кошелек станет полным, моя голова опустеет. Он знал, да покарает его Аллах, что когда я пьян, то не слежу за языком, все болтаю и болтаю. Но я не убивал Шолема. Его убил Димитриос. Этот грек… (здесь последовал поток непечатной непристойной брани). Мои слова — чистая правда. Я клянусь Аллахом, что сказал правду. Пощадите, ради Аллаха!