Сказ о военных баталиях пятый

Долго ли коротко, а кому в самую пору, сызнова явились Воеводы к Царю рапорты говорить.

— Дела наши, Государь, самые радостные — супротивник ратниками нашими побит и шибко быстро от нас прочь побёг. Только он стороны перепутал, отчего часть наших ратей, отступая, стоптал и нам теперь, для окончательной победы надобно их догнать и сокрушить. Так что, виктория саму малость откладывается.

Кивнул Царь. Да спросил:

— А иноземцы в сию баталию не встревают?

— Нет, Ваше Вашество! — рапортуют Воеводы, — Иноземцы по домам сидят, кофию хлебают и в сию драку нос не суют. Так, подбросили супостату малость пик да сабель, а сами ни-ни. Хлипкие они супротив нас в драку лезть. Вот, правда подков для коней нам не дают и в провианте отказывают, отчего ратники сильно голодуют.

— Как не дают, коли ране давали?! А ну сюда их, злодеев!

Притащили иноземцев, стоят они, головами качают, ручки врастопырку разводят.

— Вы чего нам, злыдни, провианту не даете?

— Нельзя, — ответствуют иноземцы, — Мы бы всей душой, но никак невозможно. Вдруг вы кофием нашим и сосисками станете ратников да Воевод подчивать? Мы обещали в вашу баталию не соваться, значит и провианту дать не можем.

— А супостату пики даете? — ярится Царь-Государь.

— Натюрлих. То есть совсем старый договор, который мы блюсти должны, чтобы свой лицо в грязь не терять. Коли мы теперь будем от него отказываться, то к нам злая бумага придет с неустойками.

— А когда сей договор истечет?

— Когда мы все старые пики и самострелы сбудем, которые нам ломать и плавить шибко дорого выходит.

Ну не подлецы ли?!

— Нам, значица, — кукиш, — складывает Царь три пальца в кучку, — А вам меха, мед, да лес?

— Я-я! — радостно кивают иноземцы, — Мы ране бумаги писали, печатки на них шлепали и теперь вы исполнять что там писано должны. Баталия сия торговле помеху строить не может. Нам без меду вашего никак нельзя, у нас его народишко кушает, и пряники печет, и даже мухи к нему липнут крепче, чем к нашему.

— А наши людишки кушать не хотят?

— Ваши сильно хотят, так, что кору с деревьев дерут.

— Ну так дайте, хоть даже за меха и деготь по уговору. Вдвое заплачу.

Зашептались иноземцы пальцы загибать стали.

— Вдвое хорошо, но мало. Цены из-за баталии вашей теперь иные вышли. Не можем мы себе в убыток торговлю вести. Только если вдесятеро.

— Ладно, черт с вами, берите деньги из моих сундуков, что у вас стоят, да провианту нам отпустите.

— Найн! Опять невозможно. Те сундуки на замки замкнуты и печатями запечатаны, потому как — особые времена, что в договоре прописаны. Коли война или холера с чумой, отдавать их нельзя. После, милости просим, пожалуйста.

— Мне опосля не надо, они мне теперь нужны! То мои деньги!

— Ваши. Натюрлих. Вот и пусть лежат до лучшее время, которое не за горой. Мы всего-то и берем с них за хранение, и чтобы мыши золото не погрызли.

Ну ты смотри — нету с ними сладу!

— Не отдадите?

— Найн.

— А вот я вам за то, баталию объявлю, замки поломаю и сам то золото заберу, — стучит посохом о пол Царь-Батюшка, — Нам не впервой к вам в гости хаживать.

— Сие так, — кланяются иноземцы, — Только у тебя, Царь-Государь, ныне ни пищалей, ни пушек в достатке нет, и кормить ватагу боевую нечем. Мы это верно знаем.

Ну еще бы не знать, когда они сами руду копали, в кузнях плавили и пушки лили. В каждую дырку проклятые свои ручки поганые засунули и чего там было начисто выгребли.

— Не получится у тебя, Государь, с нами баталию затевать, потому как воевать нечем и купить никакой возможности нет — золото твое у нас лежит, и мы на него много-много можем пушек отлить и самострелов сладить.

Эк вывернули! Да ведь так и есть — пустили мыша в погреб, чего теперь горевать, что он там все припасы погрыз! Всё так, да не так!

— А раз так, то я на вас царь-бомбу брошу, которую еще прадед мой сладил! — в досаде пригрозил Царь, — Вы — так, а я — так! На всяку вашу хитромудрую хреновину у меня своя фиговина с вывертом имеется. Вот я теперь прикажу ту бомбу прадеда с подвалов приволочь, да фитиль в нее ввинтить.

— Так она отсырела поди? — надеются иноземцы.

— А это мы ужо поглядим, — грозит Царь-Государь, — Я ее брошу, да гляну, чего дале будет. Коли она отсырела, то вам и бояться нечего, а вы вона как побледнели и ручками затрясли.

И то верно, бомба та не пищаль какая-нибудь, сила в ней, поболе, чем в ста дюжинах бочек пороху пребывает. Думают иноземцы, мерительные линейки в уме к картам прикладывают. Страны их махонькие, одним пальцем припечатать можно, прилетит бомба, где им после жить?

— И даже не сумлевайтесь, — грозит пальцем Царь, — Я свой народец в сортирах мочил, а вас уж точно не пожалею! Пусть даже мне обратно отскочит!

И державкой, как булавой машет.

Грозный Царь, этот — может. Не привыкши иноземцы к такому обороту, они все более умом да подсчетом живут, а этих сам Люцифер не разберет — сгорит дом, а хозяин вслед ему — сарай подпаливает. Не понять такого иноземцу, он бы с пепелища в тот сарайчик все снес, почистил, подремонтировал, да сызнова в оборот пустил или продал. Коли кошель потерял, зачем вслед ему последний золотой выкидывать или в шинке пропивать?

Какой народ, такой и Царь. Вона сидит, бровки хмурит, а в глазах бесы скачут — весело ему, как представит, какой тара-рам может иноземцам учинить. Прямо руки у него чешутся.

Переглянулись иноземцы.

— Ты, видно, Царь-Государь, не так нас понял. Мы силу твою знаем и меха любим — нам баталия ни к чему. Людишки мы торговые, нам не с руки из пищалей палить, да пиками в животы тыкать. Коли бы ты чего нам уступил, так и мы бы на попятный пошли и чего тебе надо привезли с полным нашим почтением.

— И чего взамен желаете?

— Пустяшный пустяк — землицы вашей, которая на штык с черенком черна, что уголь. Под ней что сыщем, тоже нам отписать. Лес сверху — под мачты корабельные рубить. Зверя с мехами ценными, чтобы без счета и пошлин бить да возить. И пасеки еще с пчелами и медом. А боле нам ничего и не надо.

Поклонились. Да еще сказали:

— А коли ты нас