Итак, большинство из беседовавших с вами врачей сочли ваши ответы связными, последовательными, убедительными и полностью совпадающими с тремя уже известными случаями. Но, так как они не знают практически ничего, что выходит за рамки их профессии, с одной стороны, им трудно в это поверить, с другой – у них нет возможности что-то проверить. Для этого им и нужно мое профессиональное мнение. – Она сделала паузу и вновь задумчиво осмотрела меня.

– Я склонна думать, – добавила она, – что, пожалуй, сейчас столкнулась с одним из самых интересных случаев за свою довольно долгую жизнь. Ваш бокал пуст, дорогая, позвольте, я налью вам еще.

– Трансформация личности, – задумчиво повторила я, подставляя бокал, – но если такое возможно…

– О, нет никаких сомнений в том, что в принципе это возможно. Те три случая, которые я упомянула, определены совершенно точно.

– Это очень похоже… – вынуждена была согласиться я. – В каком-то смысле это действительно может быть… Но, с другой стороны, и элементы галлюцинации тут, безусловно, присутствуют. Скажем, вы – вы сами – кажетесь мне совершенно нормальной. Но взгляните на меня!.. И на свою маленькую служанку! Тут явный бред – иллюзия! Мне лишь кажется, что я – такая – нахожусь здесь и разговариваю с вами… Этого не может быть в действительности, а значит… Значит, где же я на самом деле?

– Я понимаю, и, быть может, лучше, чем кто бы то ни было, насколько нереальным вам кажется все это. Я провела столько времени среди книг, что это иногда кажется нереальным и мне… Скажите, дорогая, когда вы родились?

Я ответила. Она на мгновение задумалась.

– М-да… Георг Шестой, стало быть… Следующей, второй большой войны вы не… помните?

– Не помню, – подтвердила я.

– Но вы можете помнить коронацию следующего монарха. Кстати, кто это был?

– Елизавета… Елизавета Вторая. Моя мать водила меня смотреть процессию, – сказала я.

– Вы что-нибудь запомнили из этого зрелища?

– Честно говоря, не очень много. Разве что… Целый день напролет шел дождь, – созналась я.

Мы еще немного побеседовали в таком духе, пока она наконец не улыбнулась, одобрительно кивая.

– Ну что ж, теперь у меня не осталось ни капли сомнений. Я кое-что слышала об этой коронации… Великолепное, наверное, было зрелище в аббатстве… – Она помолчала и легонько вздохнула. – Вы были очень терпеливы и любезны со мной, дорогая. Теперь настала ваша очередь кое-что выслушать. Но боюсь, вам будет нелегко.

– Вряд ли меня может что-нибудь удивить после тех тридцати шести часов, которые я провела здесь.

– Сомневаюсь, – возразила она, не отводя от меня внимательных глаз.

– Скажите, – попросила я, – пожалуйста… объясните мне все… если можете!

– Ваш бокал, дорогая. А затем я расскажу вам все. – Она наполнила оба бокала. – Что поразило и поражает вас больше всего? Из окружающей вас реальности?

– Но… этого так… много. – Я колебалась, не зная, с чего начать.

– Может быть, тот факт… то обстоятельство, что вы ни разу за все время не встретили здесь мужчину? – подсказала она.

Я постаралась вернуться к моменту моего «пробуждения». Вспомнила, как одна из «Мам» удивленно спросила: «Что значит – мужчина?»

– Пожалуй, – сказала я. – Куда они подевались?

Она медленно покачала головой.

– Их больше нет, дорогая. Ни одного. Нигде.

Я тупо уставилась на нее. Выражение ее лица было серьезным и участливым, даже… жалостливым. На нем не было ни тени притворства. Некоторое время я молча переваривала услышанное, пока, наконец, у меня не вырвалось:

– Но… Это невозможно!!! Ведь где-то должны быть… Вы же не можете… Как же вы тогда?.. То есть я хочу сказать…

Она вздохнула.

– Я понимаю, это кажется вам невозможным, Джейн… Вы разрешите называть вас Джейн? Однако это действительно так. Я пожилая женщина, мне скоро будет восемьдесят, и за всю свою долгую жизнь я ни разу не видела мужчину… разве что на древних картинах и фотографиях. Пейте шерри, дорогая, вам станет лучше. Боюсь, я очень расстроила вас.

Я подчинилась, слишком ошеломленная, чтобы что-то говорить, внутренне протестующая, до сих пор не вполне поверившая, хотя я действительно не видела здесь ни одного мужчины.

Она помолчала, давая мне время прийти в себя.

– Я примерно представляю себе, что вы сейчас чувствуете. Видите ли, я знаю историю не только по книгам. Когда я была совсем девчонкой, мне довелось слышать множество историй от моей бабки. Тогда ей было что-то около восьмидесяти, но память у нее была хорошая, и рассказчица она была прекрасная. Я словно сама видела те… тот мир, о котором она говорила, те места… Но это было настолько другим, так чуждо… Мне было трудно понять ее… Когда она говорила о юноше, с которым была когда-то помолвлена, слезы струились из ее глаз. Она плакала, конечно, не из-за него, а из-за всего утраченного ею мира – мира ее юности. Мне было жаль ее, хотя мне было непонятно, что она испытывала. Да и как я могла понять? Но теперь, когда я сама стала старой и так много прочла, я могу приблизительно представить, что она должна была чувствовать, вспоминая о былом. Скажите, дорогая… – Она взглянула на меня с острым любопытством. – А вы… вы тоже были помолвлены?

– Я была замужем… очень недолго.

Она задумалась.

– Должно быть, это очень странное чувство, чувствовать себя чьей-то собственностью…

– Собственностью?! – изумленно переспросила я.

– Собственностью своего, м-м-м, мужа, – пояснила она.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.

– Но… это было… совсем не так… – пробормотала я, – это было… Но что случилось? Что могло случиться с ними со всеми?

– Они все умерли, – спокойно сказала она. – Заболели и умерли. Никто не мог ничего поделать – они исчезли, всего за год… даже чуть меньше года – не осталось ни одного, за исключением, быть может, нескольких на всей планете.

– Но тогда… тогда все должно было пойти прахом!..

– О да. Сначала почти так и было – было очень скверно. Начался голод. Замерла вся промышленность, и лишь в менее развитых странах, преимущественно аграрных, женщины сумели научиться кое-как обрабатывать землю и тем самым уберечь себя и своих детей от голодной смерти. Почти все цивилизованные центры, скопления городов превратились в пепелища… Вскоре перестал функционировать транспорт: кончилась нефть, некому было добывать уголь. Когда наступил кризис, оказалось, что лишь ничтожное количество женщин, которых было больше, чем мужчин, способны заниматься какой-то серьезной работой, а не просто потреблять или тратить деньги. В общем, когда разразился кризис, немногие из них обладали какими-либо полезными навыками, поскольку те были прерогативой молодежи. А женщины вели жизнь домашних животных или паразитов.