Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что за происшествие? – заинтересовался старший оперуполномоченный.
– Мы уже почти ко сну готовились. Читали, разговаривали, как вдруг скребёт кто-то в окно.
– Кто?
– Я занавеску приоткрыла и ахнула. Не сдержалась. Такой кошмар, до сих пор, как вспомню, мурашки по телу бегут, – сказала Лидия, положила правую ладонь на грудь и выпучила глаза.
– Что там было? – подгонял нетерпеливый Берёзкин.
– Чудище!
– То есть?
– Страшила, монстр, чудовище, страхолюдина. Не знаю, как назвать, я – филолог, а не антрополог. За окном стоял человек, похожий на йети. Огромный.
Соседка встала и подошла к окну.
– Посмотрите, на каком уровне первый этаж. А он легко доставал до окна. А лицом был до того ужасен, что я закричала и занавеску задёрнула. Отвратительное зрелище.
– А Илона что?
– А Илона, как ни в чём не бывало, бросила "Это ко мне" и ушла.
– Куда?
– К нему.
– И пропала? – поинтересовался старший оперуполномоченный.
– Да нет. Вернулась через час.
– В каком состоянии она пришла? Встревоженная, испуганная? – подсказал Архипов.
– Ни в коем случае! Улыбалась даже, но глаза всё равно грустили.
– Когда же она пропала?
– Так в ту ночь и исчезла. Записку оставила. Мол, спасибо за общение. Я домой.
– Сохранилось письмо? – спросил следователь. Это может быть уликой.
– Да вот же оно! – обрадовалась женщина. – Я его чуть не выбросила. Видите, вещи уже собираю. Не понимаю, зачем я их столько привезла. Как теперь это всё упаковать и тащить домой?
После санатория Архипов услал Берёзкина сообщить мужу и семье о случившемся, а сам отправился на работу потерпевшей.
Илона Ивановна Хабарова работала на станции скорой помощи. По работе характеризовалась положительно, вредными привычками не злоупотребляла, в отношениях с коллегами была ровна и выдержанна. Заведующая подстанцией заметно занервничала после вопроса "а не замечали ли вы что-нибудь необычное?". Замотала головой, мол, ничего такого не было, мало ли к чему привяжутся полицейские. Не знаю, не видела, не слышала – так спокойнее чай пьётся, но проводить к бригаде, с которой работала потерпевшая, согласилась. Быстро закрыла кабинет, отделанный белым неровным кафелем, и провела тёмными коридорами в комнату персонала рядом с гаражом. Они как раз вернулись с вызова.
Водитель скорой помощи Серёга, жующий жвачку молодой парень с намечающимися залысинами, заливал порошок с ароматом кофе кипятком из чайника.
– Страшила и монстр? Высокого роста? – переспросил Серёга.
Парень задумался, вытащил жвачку, покатал её в руках и выбросил в урну. Отхлебнул кофейный напиток, поморщился – горячий. Хлопнул себя по коленке.
– Я, кажется, знаю, о ком Вы говорите. Это Марк!
– Что за Марк?
– Мы к нему на вызов приезжали. У него что-то с лёгкими случилось. Приступ. Он в Илону втрескался и везде за ней таскался, проходу не давал.
– Он – монстр?
– Ага. Страшный как чёрт. Перекреститься хочется, как посмотришь на него, – сказал Серёга и потрогал нательный крестик под заляпанной футболкой.
Адрес Марка выяснили быстро, приехали на квартиру ещё быстрее. Архипов сглотнул, когда увидел подозреваемого. На войне он многое повидал – ранения, увечья, оторванные конечности, но чтоб такое, не доводилось. Марк Климчук представлял собой зрелище не для слабонервных. Лицо этого высокого мужчины, человек-гора не иначе, было изуродовано. Огонь пощадил небольшой участок правой стороны лица и глаза, всё остальное превратилось в бугристо-красную массу, кое-как собранную врачами. Я его слепила из того, что было – песня как раз про него. Только глаза, яркие, кофейно-золотистые, оживляли лицо-маску.
Следователь огляделся. Хозяин квартиры жил скромно, не шиковал, но выглядело всё чисто, аккуратно и практично. Мягкая мебель со сменными чехлами, старенькая гедеэровская стенка, от родителей, поди, осталась, отполирована, ни пылинки, ни былинки. Для одинокого инвалида с собакой удивительное явление.
– Верёвку и мешок зачем приобрели? – Архипов положил на полированный стол вещественные доказательства, найденные в кладовой.
– Это не моё.
– А чьё?
– Не знаю. Впервые вижу эти вещи.
– Где Вы были прошлой ночью? – спросил Архипов.
– Дома. А в чем, собственно, дело? – возмутился человек-гора.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– Чарли может, – кивнул подозреваемый на пса. Спаниель, как будто почувствовал важность момента, залаял в защиту хозяина. Ещё как могу! Гав!
– Показания собаки к делу не пришьёшь. Зачем Вы приезжали к Илоне Хабаровой в санаторий?
– Повидать хотел.
– Вы – один из последних людей, которые видели Хабарову живой, – с нажимом произнёс следователь.
– Что?! Она умерла?
– Собирайтесь. Вы задержаны по подозрению в убийстве.
* * *
Ники прикрыла глаза и словно провалилась во времени и в пространстве. Солнце слепило, а навстречу ей тянул руки большой бородатый мужчина с добрыми глазами, иди скорей ко мне, малышок, иди, иди – папа. Сначала колючки бороды щекотали нежную детскую кожу, Ники хохотала. Потом сильные руки подкидывали её к солнцу, вокруг зеленел парк, и гуляли люди. Мама сидела на скамейке и периодически охала, осторожно, не урони. Ники взвизгивала от удовольствия, от простого детского счастья, когда все, кого ты любишь, рядом. Потом они сидели в летнем кафе, ноги болтались под столом, не доставая до пола. Ники маленькой ложечкой выхватывала белое мороженое из железной вазочки на чёрной пластмассовой ножке, быстро облизывала, глотала и тянулась к следующему шарику. Не части, малышок, горло заболит.
Ники открыла глаза. Мама с трубками в естественных и искусственно проделанных отверстиях тела, лежала на больничной койке и периодически стонала. Девушка инстинктивно схватилась за живот. Видимо, обезболивающие перестали действовать, и брюшную полость женщины раздирала дикая боль. Ники физически ощущала, когда матери становилось хуже.
Нужно позвать медицинскую сестру. Или уже священника? Девушка не знала ответа. И посоветоваться ей было не с кем. Кроме матери, у Ники никого не осталось.
Любовь зла, полюбишь и пожарного
Регина Ростоцкая открыла глаза. Сегодня кошмары не снились, и на том спасибо. Девушка погладила резную спинку кровати. Старинная мебель несла в себе особую энергетику. Эта – хорошую, заряжающую на весь день. Она сама над ней поработала, над нужной энергетикой. Стоит только прикоснуться, но не просто так, а с определённым настроем, и антиквариат поделится с тобой доброй силой. Не зря девушка потратила на неё время и деньги, чтоб отреставрировать, восстановить первоначальный вид.
Дом, доставшийся ей от тётки, раньше принадлежал известным в городе купцам, торговавшим древесиной и мануфактурой. Жило себе семейство, пили купцы чай из пузатого самовара, вприкуску с сахаром и клюквенным вареньем, и даже не догадывались о революциях, которые сгноят их где-то в Сибири, сотрут из людской памяти, как