— Можно мне посмотреть чертежи?

Ладонь его тянется к экрану, но не касается его.

— Старейшине, наверное, это не понравится… — колеблясь, он затихает в нерешительности.

Улыбаюсь в ответ.

— Давай я сам. Тогда это будет не на твоей совести.

Орион выглядит немного виноватым, но трудно не заметить — ему до ужаса интересно. Я отстраняю его руку и ввожу запрос: «Схема корабля «Годспид»«.

Вместо изображения на экране появляется каталог. Два варианта. Две разные схемы.

ДО ЧУМЫ

ПОСЛЕ ЧУМЫ

— В каком смысле? Что такого изменилось после Чумы?

Я был в курсе, что Старейшина периода Чумы переименовал уровни, переоборудовал часть помещений, оставил право находиться на уровне хранителей только за собой и Старшим — и все. По крайней мере, я думал, что это все. Но ведь не просто же так карту звездного неба спрятали за металлическим потолком…

Орион наклоняется ближе.

— Вот это меня и удивило. Смотри, — протягивает руку и выбирает пункт «После Чумы». На экране загорается схема: вертикальная проекция корабля — огромный круг, разделенный на уровни. Ничего особенного. Верхний этаж обозначен как «Уровень хранителей». Деталей на схеме немного — это просто план комнат, которые занимаем мы со Старейшиной. Этаж ниже — уже сложнее: там расположен уровень корабельщиков с машинным отделением, командным центром и научно-исследовательскими лабораториями. Больше двух третей чертежа занимает уровень фермеров. Схема старая — на ней указаны здания, входящие в изначальный план корабля, например Больница и вот эта самая Регистратека. А усовершенствования — такие как гравтрубы, установленные за два поколения до Старейшины — в нее не внесены. Вместо них уровни фермеров и корабельщиков связывает лестница, которую разобрали с изобретением гравтруб.

Мой взгляд падает на нижнюю часть экрана.

— Ты это имел в виду? — указываю на неподписанную часть схемы под уровнем фермеров. — Там, наверное, кабели, или трубы, или еще что-нибудь такое.

— Я тоже так думал, — произносит Орион. — Но посмотри-ка сюда, — он возвращается в меню и выбирает пункт «До Чумы».

Появляется та же самая схема, но с другими надписями. Уровень хранителей там называется «навигационным» — как на той табличке, что я видел на спрятанном за потолком куполе. Уровень корабельщиков разделен на три части: технологические исследования (там сейчас лаборатории), машинное отделение и нечто под названием «Мост». Сейчас все почти так же, только названия поменялись. Настоящие различия начинаются на уровне фермеров. Левая сторона, та, где сейчас Город, называется «Жилые блоки (объединенные)», а все остальное — «Лаборатория биологических исследований». Биологические исследования? Они что, так выпас коз и стрижку овец называли?

Но по-настоящему меня изумляет то, что расположено под уровнем фермеров. Там, где на первой схеме было пустое пространство, теперь все размечено. Словно у нас под ногами и вправду еще один уровень, о котором я ничего не знаю, и на нем, оказывается, расположена генетическая лаборатория, еще один водяной насос, огромный отдел с надписью «Хранилище. Важно!» и крохотный закуток с непонятной пометкой «кодов, аварийн.».

— Что это? — спрашиваю я, разглядывая схему. — Я помню, что после Чумы названия уровней сменили, кое-что переставили, но не до такой же степени? Это не просто перестановка. Это же еще целый уровень. — В голове у меня крутятся другие вопросы: почему я об этом не знал? Почему Старейшина не рассказал мне? Но ответ и так ясен: он думает, что я не готов или — еще хуже — вообще недостоин знать тайны нашего корабля.

— После Чумы много что изменилось, — говорит Орион. — Системы Старейшин тоже раньше не было.

Это я, по крайней мере, знаю. Это всем известно. Когда эпидемия скосила три четверти корабля и нас стало чуть больше семи сотен вместо былых трех тысяч, появился тогдашний Старейшина и создал мирное трудовое общество, в котором мы живем сейчас. За последующие поколения наша численность увеличилась больше чем на две тысячи человек, мы разрабатывали новые технологии — такие, например, как гравтруба — и жили мирной жизнью, которую наладил Старейшина времен Чумы.

Вот только я не знал ни того, что он так сильно изменил корабль, ни того, зачем он это сделал.

— Неужели тебе не интересно, что там? — Орион не может оторвать взгляда от четвертого уровня.

И как только он произносит это, я понимаю: да, еще как интересно.

— Ну-ка, дай мне, — отталкиваю его от пленки и нажимаю на поиск. Через пару минул нахожу то, что нужно, и довольно улыбаюсь. — Посмотрим, как он спроектирован.

На экране высвечивается чертеж: разобраться в нем гораздо сложнее, чем в схеме уровней корабля. Прищурившись, я изучаю линии, пытаюсь различить трубы и электропровода и понять, куда они ведут. Изображение настолько огромно, что приходится либо увеличивать масштаб и то и дело проматывать в разные стороны, либо уменьшать и щуриться.

— Ничего не понимаю, — признаю, наконец, поднимая руки. — Сдаюсь.

— Я начал с лифта, — Орион прокручивает картинку вверх, и я вдруг узнаю здание, изображенное на этой части чертежа. Больница. Он указывает на четвертый этаж. — Там есть второй лифт.

— Нет там никакого второго лифта! — усмехаюсь я. Уж в Больнице-то мне известен каждый уголок — лифт там только один.

— В конце коридора есть еще лифт. В чертежах не бывает ошибок.

— Все двери на том этаже заперты. Я это точно знаю. Проверял. И заперты они не биометрическими сканерами — их я бы пальцем открыл. Там стоят самые настоящие старинные замки, металлические, какие делали на Сол-Земле. Мы с Харли, моим другом, однажды целую неделю пытались взломать один из них, пока нас Док не поймал.

Орион качает головой.

— Но только не последняя. Она открыта. И там — второй лифт.

Снова смеюсь.

— Нереально. Если бы там был тайный лифт, ведущий на тайный уровень, я бы знал.

Орион просто смотрит на меня. В его молчании читается сомнение: знал бы?

Старейшина и раньше много что от меня скрывал. Может, на корабле и вправду есть еще уровень.

Я что-то слышу.

Скрип. Дверца открывается, дверца моего маленького морга открывается, и тьма отступает — сквозь запечатанные веки прорывается свет, и что-то, кто-то вынимает мой хрустальный гроб.

Меня поднимают; в животе екает, словно я взлетаю вверх на качелях. Цепляюсь за это ощущение, уверяя себя в его реальности. Неужели крышка открывается? Я слышу — слышу! — сквозь толщу льда приглушенное гудение голосов. Все громче! Это не просто вибрация льда, это звуки голосов! Там кто-то разговаривает!

— Еще немного, — произносит голос, похожий на голос Эда.