— Я решил сегодня не вставать, — объявляет он как ни в чем не бывало.

Я спрашиваю:

— Почему?

— Я устал.

— Тебе плохо? Ты заболел?

— Нет. Мне осточертел этот цирк.

— Давай. Вставай, одевайся. А то нам всем достанется.

— Ладно, согласен. Но я делаю это исключительно ради вас.

Соревнования по бегу проходят почти как обычно. Когда я встречаюсь взглядом с Ремом, то чувствую, что он ждет от меня ответа. Что я скажу ему? Я не до конца уверен в том, что Цезарь окончательно закрыл тему. Я слово в слово передам Рему наш разговор, и пусть он сам решит, как это понимать.

Я догоняю его в коридоре, ведущем в зал для отжиманий. Выслушав мой рассказ, он улыбается. Я озадачен. В общении с ним так происходит довольно часто.

— Вы мои друзья, — заявляет он. — И это главное. Я смирюсь с тем, что больше не буду играть. Спасибо.

Урок математики. Мы сейчас в фазе «усвоения». Преподаватель заставляет нас хором повторять уравнение, надеясь, что так нам легче будет его запомнить. Будучи помоложе, я обожал такие моменты, когда ничего не нужно понимать. Просто повторять, и все, иногда горланя или коверкая слова, чтобы посмешить остальных.

Раздается звонок. Это тревога. Как по команде, все дети нагибаются лицом к парте, направляя взгляд на свои ботинки. Самые осторожные закрывают глаза. Учитель открывает дверь и в неподвижности ждет распоряжений. Слышен топот подкованных ботинок.

Как можно медленнее я поворачиваю голову к двери и приоткрываю глаза. Солдат-«монстр», почти такой же, каких я видел двумя неделями ранее, что-то нашептывает нашему преподавателю. Из их разговора совсем ничего не разобрать. Опять звонок. Дверь закрывается. Проходит еще несколько минут, прежде чем раздается команда вставать. На завтраке обязательно попрошу кого-нибудь прояснить мне ситуацию.

Новости разлетаются по коридорам со скоростью света. Оказывается, Синие все видели. Во время еды вокруг них будет полно любопытных. Я сажусь напротив Мария, который лукаво смотрит на меня. Красс, как всегда, рядом.

— Хочешь все узнать?

— Как ты догадался?

Цезарь 1 встает. Все разом затихают.

Красс шепчет:

— Он все нам объяснит?

Я жестом показываю ему, что нет. Я уже знаю, что он нам скажет.

— Ешьте молча! — рявкает наш начальник.

Вздох разочарования пролетает по залу. Слышится скрежет стульев: это все Цезари в полном составе встают и начинают расхаживать между рядами, чтобы никто не смел произнести ни слова. Они вооружены небольшими жезлами, которые нужны не для битья, а для указания виновных, которых следует «охладить» немедленно. Все дети знают это, и даже Красс, которому я никогда ничего не говорил, тут же усваивает новое правило. Я часто задавал себе вопрос, что было бы, если бы все ученики разом вышли из подчинения. Думаю, раздался бы сигнал тревоги.

Я неслучайно выбрал в соседи Мария. Мы умеем общаться молча. Он сдвигает еду на край, освобождая около трети пространства своей тарелки. Я должен украдкой наблюдать за ним и давать знак, что понимаю, чтобы он смог продолжить свое сообщение.

Сначала он кладет на свободное место кусочек желе, самую светлую часть. Я понимаю: «что-то прозрачное» — стекло! Марий разламывает его на много маленьких частей очень резкими движениями. Перевожу: «стекло разбилось». Марий жует. Думает, как объяснить дальше.

Теперь он рисует в еде борозду. Геометрическую фигуру: это восьмиугольник! План коридоров второго этажа, где мы бегаем по утрам. Сейчас он мне покажет место. Восточный коридор. «Сегодня утром в восточном коридоре разбилось окно». Логично. Учебный класс Синих находится как раз в тех краях.

Он выдвигает три картофелины и смотрит на меня. Я пристально разглядываю его тарелку. Сомневаюсь. Даю знак, чтобы он продолжал, и, может, кусочки пазла выстроятся в картинку попозже.

«Три предмета, брошенные с силой». Стекла в окне очень толстые. «Три камня», конечно же…

Марий снова обращается к картошкам и аккуратно кончиком ножа делает на них насечки. Потом смотрит на меня и все съедает. Все, конец послания.

Я сейчас пойму, я уверен. Я жую и размышляю.

«Камни с насечками» — гравированные камни.

Я отрываю большой палец от ложки. Он делает то же, мы поняли друг друга. Во времена, когда правила поведения были еще жестче, немые обеды случались довольно часто, и многие дети изобретали свой язык для общения.

Как и предполагали старшие, Синих до следующей еды никто не увидит. На выходе из столовой их ждет Цезарь для серьезного разговора, который будет состоять из двух основных частей и недвусмысленного совета. Прежде всего: «Расскажите нам, что вы знаете о событиях сегодняшнего утра», — а потом: «Послушайте, что произошло на самом деле, и заучите это наизусть», — и совет: «Не вздумайте проболтаться об этом хоть одной живой душе!» Каждый ребенок по очереди будет объяснять другому новую версию событий и — как часто случается — добавлять маленькие детали от себя. Я уже приобрел такой опыт, когда был Голубым. К концу дня я становился абсолютно уверен в том, что сначала ошибался.

В тот момент, когда я догоняю Красса в учебном классе, Цезарь 2 жестом зовет меня следовать за ним в его кабинет.

— Завтра займешься инчем, — говорит он. — Мы решили позволить Рему сыграть один раз. Ты сформируешь команды. Матч состоится через семьдесят пять дней. С этого момента можешь начинать уговаривать игроков.

— Надеюсь, что у меня получится.

— Мы рассчитываем на тебя. Это была твоя идея.

— Могу я сказать об этом Рему?

— Да.

Ужин начинается с объявления Цезаря 1:

— Мне хотелось бы вернуться к событиям сегодняшнего утра.

— Видишь, он нам сейчас все объяснит… — шепчет мне Красс.

— Тсс!

— Мы послушаем рассказ Павла, — тихим голосом продолжает Цезарь.

— Шум, — начинает Синий, — который некоторые из нас услышали во время урока, был вызван тремя чайками, которые пробили окно в восточном коридоре. Они были сбиты с пути очень сильным порывом ветра. Две птицы погибли от удара, а третья, поменьше, серьезно поранила клюв и не может больше получать пищу. Вот и все.

— Печально, — вздыхает Красс.

Я не могу сдержать улыбку.

— Ты думаешь, это неправда? — возмущается Красс.

— Что ты! Правда, правда… Мне просто кажется немного странным, что из-за трех несчастных птиц, ударившихся в окно, объявляют тревогу. Но объяснение, несомненно, дано.

Цезарь остается стоять. Он еще не закончил:

— Сегодня вечером будет показан фильм «Дом счастья».