«Забудь про одежду, — пыталась вразумить себя Одетта. — Довольно того, что ты в Париже, просто постарайся увидеть как можно больше в этом городе».

Девушка увидела свое отражение в зеркале и обрадовалась, что ей не нужно присутствовать на ленче с послом и его гостями.

Без сомнения, в этой одежде она выглядит как настоящая Золушка-замарашка.

— Вот что я вам скажу, — сердито пробурчала Эмелин, — из-за этой новой моды я потеряю кучу денег!

В раздражении она бесцеремонно выдернула из шкафа одно за другим несколько платьев, принадлежащих леди Валмер, и бросила их на пол, заменив новыми, только что прибывшими с рю де ля Пэ.

Одетта, к которой были обращены эти слова, сидела тут же и пришивала кружева к нижней юбке Пенелопы.

Она хорошо понимала недовольство Эмелин.

Одна из привилегий горничной леди заключалась в том, что она могла продавать платья своей хозяйки, в которых та больше не нуждалась.

Одетта прочла в одном журнале, что дважды в год французская императрица отдает надоевшие ей платья своей горничной, а та продает их в Америку, в парижские лавки, занимающиеся прокатом одежды.

Девушка спросила об этом у отца, и он рассказал ей, что в течение многих веков при королевских дворах придворные и слуги обладали правом получать одежду своего монарха к его супруги после обновления их гардероба.

— В моей книге есть много ссылок на данный факт, — заметил он. — Я могу привести тебе примеры, когда у тех, кто отказывался от этой привилегии, случались большие неприятности.

Разговор с отцом произошел после того, как Одетта узнала, что в королевских домах по обе стороны Ла-Манша и даже в богатых буржуазных семействах считалось само собой разумеющимся отдавать ношеную одежду слугам.

Когда преподобный Чарлвуд понял, что дочери это интересно, он нашел в своей библиотеке номер журнала «Панч» двадцатилетней давности, в котором французский корреспондент писал:

Одетта от души посмеялась.

Все это показалось ей очень забавным.

Но сейчас, глядя на сердитую Эмелин, она сочувствовала ей.

Ведь платья, сшитые по старой моде, ничего не будут стоить.

— Послушайте, — импульсивно сказала Одетта, — я попытаюсь переделать для вас одно из этих платьев. Уверена, если убрать все складки юбки назад и опустить немного линию талии, платье станет более современным. Тогда вы сможете продать его, не за большие деньги, конечно, но по крайней мере за вполне приличную цену. Одна ткань чего стоит!

Эмелин удивленно посмотрела на нее.

— Вы действительно можете это сделать, мадемуазель? — притихла она. — Сама я никогда не была хорошей портнихой. Однако вы шьете так — просто чудо!

— Спасибо, — улыбнулась Одетта. — Я обязательно переделаю и другие платья, если смогу. С какого вы хотите начать?

— Попробуйте вот это.

Эмелин указала на чудесное платье из бледно-голубого атласа в чехле из тюля того же цвета, с длинными лентами, свисающими от талии, колыхавшееся поверх широкого кринолина.

Было очевидно, что платье предназначалось очень молодой девушке и не совсем соответствовало возрасту леди Валмер.

И хотя сама леди Валмер выглядела в нем весьма привлекательно, голубой был явно не ее цвет.

Одетта подняла платье с пола и стала внимательно его разглядывать.

— Здесь так много ткани. Ее можно подобрать назад и сделать что-то наподобие турнюра. Думаю, справлюсь.

— Я была бы очень благодарна, если б вы смогли, — сказала Эмелин. — Делайте его по себе, мадемуазель. Какая жалость, что вы не можете носить такие чудесные платья. Но, с другой стороны, куда вы стали бы их надевать?

— И верно, куда? — молвила Одетта. — Но я не жалуюсь. Я так счастлива, что нахожусь здесь. Я хочу многое увидеть в Париже до того, как мы уедем отсюда.

— Ну, это совсем нетрудно сделать, мадемуазель, — посоветовала Эмелин. — Возьмите мисс Пенелопу на прогулку в коляске. Конюшни полны лошадей и экипажей. Вы только попросите.

— Обязательно попрошу, спасибо, Эмелин.

— Это я вас должна благодарить, мадемуазель, за то, что вы взялись переделать для меня платья.

— Вот это я заберу в свою комнату, и поскольку мой шкаф практически пуст, почему бы вам не повесить туда эти платья, которые мы отобрали для переделки? Тогда я смогу разобраться, когда освобожусь, что там нужно переделать.

— С удовольствием, мадемуазель, — сказала Эмелин. — Не многие молодые леди так добры, как вы.

Одетта улыбнулась и, перекинув платье через руку, понесла его в свою спальню.

Несмотря на то что платья уже вышли из моды, ей все равно доставляло удовольствие смотреть на них.

К тому же они добавляли больше блеска тем чудесным фантазиям о балах и приемах в Париже, которые девушка сочиняла, сидя за шитьем в своей комнатке в посольстве.

В течение последующих двух-трех дней ей нигде не удалось побывать, за исключением дома на рю де ля Пэ.

Пенелопа убедила отца вместо двух платьев приобрести целых десять.

И так как леди Валмер заявила, что ни она, ни ее падчерица не появятся в обществе до тех пор, пока не будут одеты подобающим образом, дни начинались с примерок, длившихся до обеда с перерывом на ленч.

Даже Одетта утомилась разглядывать ткани.

Вместо этого ей хотелось увидеть Сену, Буа, новые фонтаны на Пляс де Конкорд и Нотр-Дам.

Но время шло, и платья появлялись одно за другим.

Наконец леди Валмер приняла приглашение на ленч и обед, а Пенелопу стали брать на обеды и балы некоторое время спустя.

— Я хочу домой. — Это было все, что она могла сказать. — Если уж я должна танцевать, то хочу танцевать с Саймоном.

— Знаю, — посочувствовала ей Одетта, — но все же попытайся быть милой, когда тебя станут знакомить. Трудно знать заранее, когда кто-нибудь вдруг тебе пригодится. Не исключено, что кто-нибудь из них сможет найти работу для Саймона, если вам придется бежать без денег.

Пенелопа изумленно посмотрела на нее.

Обретя вскоре дар речи, она произнесла:

— О да! Конечно! Какая чудесная идея! Почему бы нам не поехать во Францию, где папа не сможет нас найти?

— Никогда не знаешь, как все обернется, — наставляла подругу Одетта, — поэтому будь очаровательной со всеми своими партнерами сегодня вечером, Пенелопа. Будь приветлива с пожилыми людьми, которым тебя представят. Не следует пренебрегать такими знакомствами.