Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, конечно.
Мэдлин успокаивающе улыбнулась и взглянула на Джарвиса, который стоял рядом с миссис Интуистл, а последние несколько минут разговаривал с этой милой леди.
— Так как это будет первый праздник лета, во время которого я буду присутствовать в имении как граф, я предлагаю, чтобы комитет собрался здесь. — Джарвис встретился взглядом с Мэдлин, а потом обернулся к миссис Катерхем и миссис Джулиард, тоже членам комитета, легкой улыбкой приглашая их — заманивая! — поддержать его план. — Мне хотелось бы уделить больше внимания празднику, больше узнать о нем и о том, как он проходит. Может быть, завтра днем?
Леди с воодушевлением согласились, потому что некоторые из их мужчин охотно посещали такие организационные мероприятия, и Мэдлин ничего не оставалось делать, как только улыбнуться в знак согласия. Честно говоря, если он собирался участвовать, она предпочла бы, чтобы собрание прошло здесь, а не в Парке, который был наиболее вероятной альтернативой.
Миссис Интуистл, главный организатор праздника, побежала оповестить остальных членов комитета, потому что все поднимались, готовясь уходить.
Джарвис не уходил, собственно, у него не было причины уходить, однако… он неотступно шел следом за Мэдлин, пока она с улыбкой обменивалась добрыми пожеланиями с остальными гостями, направлявшимися в парадный холл. Первый раз в своей жизни — разумеется, насколько она могла помнить — Мэдлин осознавала присутствие идущего следом мужчины. Ее кожа, казалось, трепетала, а нервы сжались, почти болезненно реагируя на его близость.
Когда же Джарвис, провожая Мэдлин через двери гостиной, положил ладонь ей сзади на талию, у нее вниз по спине пробежала дрожь, и ее терпение лопнуло. Жест был исключительно официальным проявлением джентльменской вежливости, однако она понимала, что Джарвис сделал это преднамеренно.
Остановившись у стоявшего посреди холла стола, Мэдлин пропустила вперед остальных гостей, а потом повернулась и, прищурившись, посмотрела на Джарвиса.
— Что это вы делаете?
По ее тону братья Мэдлин поняли бы, что она крайне недовольна, но Джарвис некоторое время просто смотрел ей в глаза, а затем у него появилось выражение, которого она не могла определить: строгая линия его рта, несомненно, смягчилась, но это не была улыбка.
— Я собираюсь лучше узнать вас — много лучше, чем знаю сейчас.
Его голос, более низкий и более мягкий, вместе с выражением янтарных глаз безошибочно давал понять смысл сказанных слов — что означало «лучше узнать ее», не требовало объяснения.
У Мэдлин медленно сжались легкие, но она не стала обращать внимание на свои ощущения, а, еще сильнее прищурившись, спросила:
— Зачем?
— Зачем?
Он удивленно выгнул брови, и она почувствовала, нет, прочитала у него в глазах беспечный ответ — что-то наподобие насмешки над самим собой, но затем он опустил веки, на мгновение скрыв глаза за длинными каштановыми ресницами, а когда поднял их, снова встретился с ней взглядом.
— Затем, что я так хочу.
И Мэдлин поняла, что этот ответ пугает ее гораздо сильнее, чем любая беззаботная увертка. Мгновение она смотрела в янтарные глаза Джарвиса, а удостоверившись, что они остаются такими же суровыми и такими же упрямыми, как всегда, перевела взгляд в сторону двери и увидела, что большинство гостей уже вышли на крыльцо и что Гарри вместе с Белиндой ожидают ее у двери, а неподалеку стоит Мюриэль.
— Боюсь, вас ожидает разочарование. — Она снова встретилась с Джарвисом взглядом. — Меня не интересует флирт.
— Правда? — Он снова поднял брови, но на этот раз очень медленно. — В таком случае… я должен буду узнать, не удастся ли мне изменить ваше мнение.
Прищуриться сильнее Мэдлин не могла и крепко сжала губы, чтобы удержать слова, вертевшиеся у нее на языке; она достаточно хорошо знала мужчин, чтобы не произнести то, что неминуемо будет воспринято как вызов. Обретя холодное самообладание, она наклонила голову и направилась к двери — но не смогла устоять, чтобы не оставить за собой последнее слово.
— Вам очень скоро надоест биться головой о каменную стену.
Она стремительно подошла к Гарри и Мюриэль, попрощалась на крыльце с Сибил и, внутренне порадовавшись, когда Джарвис остался рядом с Сибил, предоставив Гарри проводить Мюриэль вниз по лестнице и в экипаж, тоже пошла к карете.
Как только дверца закрылась, кучер натянул поводья, а Мэдлин откинулась на спинку сиденья и, как она осознала только в этот момент, первый раз за несколько часов по-настоящему свободно вздохнула.
Пока экипаж медленно преодолевал узкие местные дороги, Гарри подробно пересказывал свои разговоры; он явно получил от вечера больше удовольствия, чем ожидал. Предоставив его болтовне и ответным замечаниям Мюриэль перекатываться через нее, Мэдлин мысленно вернулась назад к этому вечеру, задумавшись о Джарвисе и о том, что, как она теперь заподозрила, было его кознями.
«Зачем?»
«Затем, что я так хочу».
За его словами скрывалась правда; Мэдлин это отчетливо слышала. Вместо какого-нибудь легкомысленного замечания в качестве ответа Джарвис намеренно бросил ей это зернышко правды, чтобы смутить ее, вытрясти из нее какой-то ответ, вызвать какую-то реакцию — вынудить ее на реакцию, заставить играть в его игру.
Но эта особая игра с ним, с тем типом мужчин, к которому он относился, была бы… все равно что сладострастная игра в шахматы. Он двигается сюда, потом туда, маневрирует, чтобы загнать ее в ловушку, она защищается — потому что как она может идти в наступление, не дав ему именно того, в чем хотела отказать?
Головоломка, особенно потому, что характер Мэдлин повелевал ей действовать, а не мужественно защищаться.
Однако самый главный вопрос оставался без ответа: какова окончательная цель Джарвиса — выигрыш или королева, которую он преследовал?
Мэдлин размышляла над этим несколько минут, покачиваясь в уютной темноте, а затем у неё в голове внезапно возник более уместный вопрос: почему она позволила втянуть себя во все это?
Это был абсурд, безрассудство, пустая трата времени, сил и энергии, которых она не имела права тратить, однако… Разве у нее оставался какой-то выбор, если учесть, кем был Джарвис?
Когда деревья Треливер-Парка обступили их, приглашая домой, Мэдлин, вздохнув про себя, отбросила в сторону этот вопрос и обратилась к тому, что лежало под ним, — что же все-таки заставило ее провести всю дорогу до дома, сосредоточившись исключительно на происках Джарвиса Трегарта?
Под всем этим лежал ее главный порок — единственная черта ее характера, способная спровоцировать ее на безрассудные поступки и присущая всем в ее семействе, — любопытство.
Помимо всего остального, Джарвис Трегарт преуспел в том, что пробудил к жизни этого спящего зверя, а это, Мэдлин понимала, могло быть чрезвычайно опасно.