— К кому-нибудь из вас обращались по поводу ваших акций рудников? — после обычных коротких приветствий спросила Мэдлин.

Джарвис стоял рядом с ней, проявляя интерес, но предоставляя ей возможность задавать вопросы; как обнаружилось, лорд Морстон и лорд Портлевен оба слышали о молодом человеке, занимающемся опросом, но к ним он еще не обращался.

Разговор быстро перешел к сельскохозяйственным делам — к полям и урожаю, и мистер Катерхем спросил у Мэдлин, каков, по ее прогнозам, будет сбор с акра в этом году. Пока она отвечала, Джарвис наблюдал и узнавал новое — но не об урожае, а о Мэдлин.

Мэдлин почти мгновенно почувствовала его пристальное внимание, но по какой-то причине, которой он пока не понимал, она не отреагировала так, как обычно реагируют леди. Джарвис совсем не был в восторге от того, что она почувствовала его интерес так мгновенно, тем более что потом как будто решила, что такого просто быть не может, что сама идея просто нелепа.

Тем не менее Мэдлин смутилась, ему удалось достаточно ясно разглядеть ее неподдельное удивление, чтобы это понять. Несмотря на то что это не входило в его прямые намерения, Джарвис добрался до нее — проник за ее маску настолько, чтобы Мэдлин по крайней мере заметила, что он как мужчина проявляет к ней интерес. Но затем она вздохнула и, очевидно, отогнала от себя эту мысль.

Пока Мэдлин разговаривала с собравшимися джентльменами, Джарвис позволил своему взгляду очень осторожно соскользнуть с ее лица вниз.

Теперь, когда ее тело не было закутано в ярды плотной саржи, а искусно заключено в оболочку из темно-фиолетового шелка, Джарвис чувствовал приятное удовлетворение: он оказался прав — Мэдлин обладала привлекательной фигурой.

Ее груди, верхние выпуклости которых благопристойно прикрывало тонкое шелковое кружево, были, безусловно, соблазнительно пышными, но не перезрелыми, линии шеи, плеч и рук достаточно грациозными, бедра были приятно округлыми, а ноги, скрытые под шелковыми юбками, оставляли простор для мужского воображения.

Но конечно, ни один мужчина, кроме него, не смотрел на Мэдлин как на женщину.

Когда Ситуэлл объявил, что обед подан, Джарвис предложил Мэдлин руку и с улыбкой произнес:

— Уверен, на сегодняшний вечер мы партнеры.

— Пойдемте.

Взглянув вверх на него и наклонив голову, она взяла его под руку, и Джарвис, пряча хищную улыбку, подчинился.

Разговор за обеденным столом был всеобщим и оживленным. Слева от Джарвиса сидела леди Портлевен, далее мистер Катерхем напротив мистера Джулиарда, который расположился по правую руку от Мэдлин. Все пятеро обменивались историями; Джарвис внес свою долю, прокомментировав последний лондонский скандал, а в остальное время слушал и наблюдал.

Однако все, что он узнал из обмена замечаниями, сводилось к тому, что Мэдлин занимала необычное, особое положение не только среди мужской половины местных джентри, но и в глазах женщин. Как правило, старые девы не пользуются таким одобрением, тем более уважением, в женских кругах, они не бывают так явно независимы, и им не позволяют не считаться с общепринятыми общественными ограничениями. В какое русло ни направлял разговор Джарвис, он не слышал никаких осуждений в адрес Мэдлин ни от леди Портлевен — главной судьи, если такая вообще существовала, — ни от других дам.

По окончании обеда леди удалились, предоставив ему провести время с мужчинами за графинчиком портвейна. Смирившись, Джарвис заставил себя играть роль любезного хозяина, с нетерпением ожидая, когда можно будет присоединиться к Мэдлин и продолжить свои исследования.

Когда же джентльмены наконец перешли в гостиную, Джарвис с сожалением обнаружил, что Мэдлин — специально или без всякой задней мысли, он не мог сказать — предприняла меры, которые расстроили его планы. Она расположилась на диване между миссис Джулиард и миссис Катерхем и, по-видимому, пустила там корни, так что даже несколько его весьма выразительных, отчасти повелительных жестов не могли сдвинуть ее с места.

Краем глаза Мэдлин наблюдала за кружением Джарвиса и старалась, опять и опять, убедить себя, что это ей просто кажется — кажется, что он сосредоточил на ней свое внимание, потому что никто вокруг нее этого, очевидно, не замечал. Но какие бы логические доводы она ни приводила себе, в глубине души она чувствовала, что права.

Что на уме у этого человека?

Он напоминал ей тигра, кружащего вокруг добычи. В его широких, мягких шагах было что-то такое, что против ее воли вызывало в памяти огромную охотящуюся кошку. Пока Сибил разливала чай и раздавала чашки, он проходил мимо снова и снова, приближаясь к маленькому женскому кружку, но не пытался принять участие в сугубо женских разговорах.

Нет, он ждал своего часа — Мэдлин это понимала, но не представляла себе, что он задумал и, тем паче, как лучше от этого избавиться.

Мэдлин привыкла управлять всем в своей жизни; но как бы то ни было, она и подумать не могла — даже в самых дерзких снах ей это не могло бы присниться, — что она может управлять Джарвисом. Существовали люди, неподвластные ей, их было немного, и он был одним из них — одним из тех, от кого ей нужно было защищаться, хотя какая эксцентричная идея родилась у него в голове, Мэдлин не могла себе представить.

Прошло уже очень, очень много времени с тех пор, как мужчина собирался или осмеливался взглянуть на нее таким пристальным, оценивающим, типично мужским взглядом, словно он прикидывал… но это невозможно. Тогда зачем же Джарвис это делал?

Просто чтобы поиграть у нее на нервах?

Улыбаясь миссис Джулиард, которая рассказывала о проделках своего младшего сына Роберта, Мэдлин молча призналась самой себе, что если бы она смогла убедить себя, что Джарвис ведет себя так, как он себя вел, исключительно для того, чтобы привести ее в замешательство — возможно, потому, что ее не так просто смутить, — она чувствовала бы себя значительно лучше. Но она понимала, что праздный мужской каприз, тот, который не имеет никакой определенной цели, вряд ли мог подвигнуть его вообще на какое-либо действие — Джарвис был не из таких людей.

И именно от этого ее нервы натягивались до такой степени, что начинали звенеть.

У Джарвиса в голове была какая-то цель, и эта цель имела отношение к ней.

Не к ней как Мэдлин Гаскойн, образ которой она создала за все прошедшие годы, а к ней настоящей, прячущейся под маской, — двадцатидевятилетней старой деве.

Она допила свой чай и в который раз сказала себе, что собственное воображение подводит ее.

— Ну что ж, — миссис Джулиард поставила чашку, — вечер чудесный, приятно повидаться со всеми, но теперь пора расходиться по домам.

Улыбнувшись, она встала. Мэдлин и миссис Катерхем последовали ее примеру, но в этот момент миссис Интуистл, дама среднего возраста, полная, добродушная, но довольно подобострастная, всплеснула руками.

— Мэдлин, дорогая, нам просто необходимо устроить заседание праздничного комитета. Время уходит, а нам нужно принять ряд неотложных решений.