Милсом поклонился и вышел, а Мэдлин еще раз прочитала карточку, а потом отложила ее в сторону и вернулась к своим расчетам. Она уже закрывала свою книгу, когда возня в коридоре предупредила ее о приближении братьев.

Первым вошел в кабинет Гарри; его ярко блестевшие каштановые волосы были растрепаны ветром, а на лице сияла озорная улыбка. В пятнадцать лет он был на пороге зрелости, балансируя между беззаботными развлечениями мальчишеской жизни и ответственностью, которая ожидала его как виконта Гаскойна.

По пятам за ним следовал Эдмонд; всего на год младше, он во всем был тенью Гарри. Немного более спокойный, более серьезный, пожалуй, но черты характера Гаскойнов — необузданность и бесстрашие, иногда даже безрассудство — проявлялись в его манере держаться. Как и Гарри, он ухмыльнулся и подчинился безмолвной команде Мэдлин сесть в кресло лицом к ее большому столу.

Последним в комнату вошел Бенджамин, Бен, самый младший в семье и всеобщий любимец. Бен был особенно близок Мэдлин — не потому, что она любила его больше двух других, а потому, что ему было всего несколько недель от роду, когда Абигайль, мать мальчиков и мачеха Мэдлин, умерла от родовой горячки, оставив их всех сиротами.

С трудом улыбнувшись Мэдлин — его рот был набит лепешкой с маслом, — Бен, которому было всего десять лет и еще предстояло расти, подошел к стулу с прямой спинкой и, усевшись, стал болтать ногами.

Улыбаясь, но стараясь не слишком явно выказывать любовь и нежность, Мэдлин ждала, пока они покончат с последним куском; она была не так глупа, чтобы пытаться конкурировать с едой за внимание растущих мальчиков.

Она окинула взглядом всех троих, три лица, светящиеся счастьем и радостью жизни, и, как всегда, ощутила ошеломляющее чувство правоты — убежденности, удовлетворения тем, что она сделала то, что должна была сделать, и добилась успеха.

Эти мальчики были делом ее жизни. Ей было всего девятнадцать лет, когда умерла Абигайль, оставив на ее попечение и младенца Бена, и Гарри — растерянного пятилетнего мальчика, и четырехлетнего Эдмонда. Гарри и Эдмонд по крайней мере были вдвоем и с отцом, а Бену фактически на протяжении всей его жизни она одна заменяла родителей.

Ее отец свалился с ног всего через несколько месяцев после смерти Абигайль и, как говорят многие, не мог больше жить; он отчаянно боролся и хватался за жизнь почти два года — столько, чтобы Мэдлин успела достигнуть двадцати одного года и получить, согласно его воле и заявлению семейного поверенного, законный статус сопопечителя мальчиков.

Так что то, что ее отец умер через неделю после ее двадцать первого дня рождения, не было случайностью.

Другим опекуном мальчиков стал их поверенный, старый мистер Уортингтон, весьма достойный человек. Он строго соблюдал желания своего покойного клиента и, послушный долгу, утверждал все требования и распоряжения, которые делала Мэдлин. Ей оставалось только восхищаться Уортингтоном. Ко всему прочему он был знаком с характером Гаскойнов достаточно много лет, чтобы знать, что единственный человек, способный справиться с тремя ее братьями, — это другой Гаскойн, а именно — сама Мэдлин.

Она понимала братьев, и братья понимали ее. Соединяющие их связи были гораздо крепче, чем просто привязанность, они были заложены в генах. Все братья были, как и она, и их отец, высокие, сильные и энергичные. И еще самоуверенные, хозяева своей жизни, обладавшие честностью, которая заставляла других подчиняться им.

Последние десять лет жизни Мэдлин посвятила тому, чтобы братья оставались такими, какими были рождены, чтобы ничто не мешало им развиваться и они имели бы возможность стать людьми, какими должны были стать — лучшими людьми.

Она приняла решение и была права. Доказательства сидели перед ней, слизывая крошки с пальцев.

— Бык Краухерста.

Ее спокойно произнесенные слова мгновенно заставили всех троих мальчиков насторожиться, и она заметила, что они подавили желание переглянуться, а вместо этого обратили свои взоры, простодушно вопрошающие, на нее.

— Вчера я говорила с его сиятельством, — продолжала Мэдлин, — и все уладила. Однако он просил передать вам, что ваша шутка его не обрадовала.

Она постаралась, чтобы последние слова прозвучали угрожающе, а когда Гарри открыл было рот, подняла руку, удержав его от замечания.

— Как бы то ни было, у вас будет возможность лично принести извинения. Во всяком случае, у Гарри.

— У меня? — озадаченно переспросил Гарри.

— Это, — Мэдлин подняла вверх белую карточку, — приглашение на обед в замок Краухерст на сегодняшний вечер — для тети Мюриэль, для меня, — она взглянула на Гарри, — и для тебя.

Мюриэль, вдова, старшая сестра их отца, стала жить вместе с ними после его смерти. Сделанная из того же твердого материала, что и все Гаскойны, она хотя и была уже пожилой, все еще оставалась деятельной. На дочерей Сибил она смотрела как на собственных племянниц.

— Значит, я должен…

Гарри насупился.

— Судя по тому, что написала леди Сибил, она устраивает импровизированный обед, чтобы всем стало известно, что его сиятельство вернулся домой из Лондона и, по-видимому, останется в имении на все лето. Я подозреваю, что будут присутствовать и другие местные землевладельцы. — Она встретилась взглядом с Гарри. — Итак, да, ты должен присутствовать там как виконт Гаскойн.

— Полагаю, мне придется начать посещать такие мероприятия.

Гарри сморщил нос и тяжко, безнадежно вздохнул, а Мэдлин услышала тихий внутренний шепот облегчения.

— Да, тебе всего пятнадцать, но лучше сейчас начать мало-помалу вникать во все тонкости, когда старшие готовы простить тебе какие-то промахи, которые ты можешь допустить.

— Вполне разумно, — криво улыбнулся ей Гарри.

— Думаю, Белинда тоже там будет, так что найдется кто-то твоего возраста, с кем ты сможешь поговорить.

Эдмонд подтолкнул Гарри локтем.

— Ты сможешь узнать, как они сломали мельницу.

— И об огнях на мысе, — Бен наклонился вперед, — если это их дело.

— Его сиятельству удалось починить мельницу? — поинтересовался Эдмонд.

— Очевидно, да. — Мэдлин внутренне нахмурилась. — Я слышала от Джона Миллера, что все в порядке.

До случая с мельницей и вполне обоснованного предположения, что Белинда, Аннабелл и Джейн стоят и за другими странными происшествиями, Мэдлин всегда считала сестер Джарвиса в высшей степени уравновешенными и здравомыслящими молодыми девушками. И она снова задумалась, чем могло быть вызвано такое странное их поведение в последнее время.

— Это все, для чего мы были тебе нужны? — спросил Гарри и, когда Мэдлин кивнула, встал. — Потому что если да, то мы идем в библиотеку.

Понимая, что предполагалось ее этим удивить, она изобразила изумление, благо это нетрудно было сделать.